Под гнетом окружающего

— Въ вашемъ дом что-то такое святое чуется, — говорили ей люди, потому что имъ становилось холодно и жутко отъ этой безмятежности, какъ отъ заупокойнаго пнія: «во блаженномъ успеніи»…

Кром высокопоставленныхъ личностей, кром заслуженныхъ стариковъ, кром своего вдоваго управляющаго изъ чиновниковъ, взявшаго недавно къ себ двухъ дочерей изъ столичнаго института, она любила видть у себя молодыхъ гостей и молодую прислугу. Воспитанницъ она не держала, потому что считала обязанностъ воспитывать человка не по своимъ силамъ и даже говорила, что она почти радуется потери дочери и неимнію другихъ дтей, такъ какъ Богъ знаетъ, что было бы изъ нихъ. Но молодые люди, прізжавшіе иногда къ ней гостить, были ей просто милы, какъ цвты, какъ попугаи.

— Это моя послдняя слабость, — говорила она.

Дйствительно, пребываніе въ ея дом молодежи было такъ же не нужно, какъ появленіе роскошныхъ- бронзовыхъ и фарфоровыхъ украшеній, какъ появленіе всего этого блеска для нея, для женщины, проповдывавшей аскетизмъ и воздержаніе, молитву и смиреніе. Чаще всхъ другихъ двушекъ появлялись здсь невинныя, наивныя, всему изумлявшіяся дочери управителя и Лиза Баскакова. Послдняя когда-то росла съ покойной дочерью Серпуховской, и графиня чувствовала что-то въ род холодной привязанности къ молодой двушк. Она ласково цловала ее въ лобъ при встрч; спрашивала, здорова ли она, давала ей полную свободу ходить по комнатамъ, читать духовныя и нравственныя книги, играть на фортепьяно, и въ день отъзда спрашивала ее, не нужно ли ей чего-нибудь. Хотя всегда получался отрицательный отвтъ, графиня все-таки дарила что-нибудь Баскаковой, прибавляя:

— Это дтямъ отъ меня!

Иногда графиня, окончивъ свои бесды съ управителемъ и часть своей душеспасительной переписки, входила неслышными шагами по мягкимъ коврамъ въ залъ, гд стоялъ рояль, и опускалась на какое-нибудь кресло въ темномъ углу комнаты. Не замчая присутствія графини Баскакова продолжала играть. Эта задушевная игра не для публики, игра мечтающей въ сумеркахъ и въ одиночеств двушки, то веселая, бойкая и бурная, какъ сама молодость, то едва-слышная, замирающая и страстная, какъ какое-то безотчетное стремленіе къ неизвстной, созданной воображеніемъ жизни, эта игра странно дйствовала на графиню. Она задумчиво опускала голову на руки и не шевелилась въ своемъ кресл по цлому часу. Но едва только замиралъ послдній звукъ, какъ только вставала Лиза, какъ тотчасъ же понималась и графиня.

— А я взошла взглянуть, дитя, не скучаете ли вы. Сегодня мы какъ-то одн остались — говорила она, длая видъ, что едва-едва успла переступить черезъ порогъ въ эту комнату.

— Нтъ, мн не скучно. Вы знаете, я люблю музыку; мн такъ хорошо здсь, — отвчала и дйствительно, ей легко дышалось среди этой тишины, посл бурь и крикoвъ, оглашавшихъ бабиновское жилище.

Графиня тихо цловала въ лобъ молодую двушку и тихо удалялась въ свои покои. Лиза даже и не подозрвала, что ее долго слушали, что звуки ея музыка пробуждали нчто въ род чувства въ вчно невозмутимой душ набожной женщины, безропотно покорившейся своей судьб…