Под голубой луной

Локомотив въехал в туннель, и на них обрушилась темнота, казавшаяся совершенно непроглядной после яркого солнечного света. Стало даже немного страшно. Поначалу Маккейди вообще ничего не видел, а грохот машины, отдаваясь эхом от стен, был громче самых сильных раскатов грома. Через несколько мгновений глаза уже различали отблески огня на раскаленной дверце топки и искры, летящие из трубы. Черное пространство заполнилось дымом, паром и эхом неповторимого смеха его единственной женщины на свете.

Они вылетели из темноты. От солнечного света глаза начали слезиться. Быстро сморгнув, Маккейди наслаждался солнцем, окружающим миром и упоительным, никогда не надоедавшим ему зрелищем – смеющейся Джессалин.

И внезапно, в этот самый момент, в его душу снизошла уверенность. Уверенность в том, что в ее глазах никогда не погаснет свет, что их страсть будет длиться вечно. Даже если сегодня он проиграет, даже если ему придется пережить бедность и позор, он все равно не потеряет ее. Она всегда будет его Джессалин, его женой. Он верил в это точно так же, как в то, что в следующую секунду сделает вдох. Он верил, что у них родятся дети, что они состарятся вместе, вместе пройдут через радости и разочарования, трагедии и минуты истинного счастья. Но вместе. Всегда вместе. Впереди у них целая жизнь…

Желто-зеленый. Джеки Стаут снова перелез через ограду и потрусил вниз по склону, прячась за камнями, как затравленный заяц. Сделав последнюю остановку за стволом боярышника, он побежал к железнодорожному полотну. Желто-зеленый. Желто-зеленый.

Черт побери! При такой беготне недолго и свечу затушить. Сняв шляпу, Джеки махал на дымящийся фитиль, пока тот снова не разгорелся. Он поднес огонек к запалу и услышал, как тот зашипел, плюясь во все стороны искрами.

Стаут повернулся и, пригнувшись, бросился прочь, стараясь как можно скорее достигнуть спасительной ограды. Перевалившись через нее, он соскользнул на землю и прижался, тяжело отдуваясь, спиной к камням.

Отдышавшись, он снова прильнул к Щели. Да, это он, желто-зеленый. Как раз сейчас он поравнялся с боярышником. Четыреста пятьдесят шагов. Джеки рассмеялся. Осталось всего несколько секунд. Желто-зеленый. Желто-зеленый… Ба-бах! Желто…

За его спиной кто-то был. Скрипнула кожаная подметка. Джеки прошиб ледяной пот. Он быстро повернулся, прикрываясь рукой от слепящего солнца. И увидел над головой черный тупой конец молотка…

Больше он не видел ничего.

Кларенс почувствовал, как у него похолодело в животе. Достав часы, он посмотрел на время и засунул их обратно в карман. «Комета» сейчас проходит туннель.

– Да, он сам ведет. Конечно, сам! Его милость все сам делает.

Кларенс обернулся на голос и уткнулся в огромный крючковатый нос на круглом лице самой толстой женщины, которую он когда-либо видел в жизни. Да, вероятнее всего, это женщина, хотя пол этого создания определить было не так-то легко. Кларенс поднес к носу платок. От богатырши разило луком.

– Отчаянный, дьявол, а сердце золотое. Прежде чем решиться отнять от лица платок, Кларенс набрал в грудь побольше воздуха.

– Прошу прощения?

– Я о его милости, графе Сирхэе. Простой землекоп – тот, понятно, знает, что его жена может махать киркой не хуже любого мужика, Но чтобы такое было у благородных? Кто еще из них взял бы с собой свою женщину, как будто она ему ровня? Вот я и говорю – золотое сердце.

Кровь бросилась в лицо Кларенсу, он даже покачнулся, с трудом удержав равновесие. Вновь обретя дар речи, он вцепился в твердую, как железо, руку женщины.

– Вы хотите сказать, что леди Сирхэй находится на «Комете»?

– Ну да. Рядом с ним. Как равная! Они так хорошо смотрятся. Она тоже красивая. Как королева.

– Нет, нет, он не взял ее с собой! Он просто не мог. Женщина смотрела на него, удивленно разинув рот. И тут послышался страшный грохот…

Глава 28

Он убил ее. О Господи, он убил ее!

Кларенс Титвелл сидел за старым, покрытым чернильными пятнами столом в своем номере в гостинице «Крукедстафф». Глаза горели от невыплаканных слез, к горлу подступали рыдания. Он открыл рот, надеясь дать им выход, но ничего не произошло. Так он и сидел, снова и снова открывая рот и глотая воздух, как утопающий.

Он встал из-за стола, и ему Показалось, что его ноги превратились в камень. Открыв чемодан, он достал отделанный слоновой костью футляр, в котором хранились два французских дуэльных пистолета. Он всегда возил их с собой, когда путешествовал. «Осторожность никогда не помешает, – подумал Кларенс, доставая пистолет из обитого изнутри бархатом футляра. – Уж, конечно, не помешает, ведь страна прямо-таки кишит разбойниками и бандитами».

Титвелл провел большим пальцем по серебряным гравированным накладкам на рукояти. Охотничья сцена. Глядя на нее, Кларенс всегда испытывал тупую боль в груди. Потому что эта сцена напоминала ему о его отце. Нет, не о Титвелле, конечно. Тот всегда ненавидел охоту. Нет, о его отце… Сирхэе.