Под горячую руку

Раздавшийся рядом стон переключил мое внимание на пострадавшую. Коротко, но энергично выругав себя за излишнюю, с точки зрения непрофессионала, осторожность, я поднялась с корточек и шагнула к девушке.

— Боже мой, что с вами? — обратилась я к ней с испугом и растерянностью, так не шедшими к моим целеустремленным прыжкам через кусты и скамейки. — Что произошло?

Она подняла на меня широко расставленные глаза, замутненные болью и страхом, и через мгновение они наполнились слезами. Толстые губы плаксиво скривились.

— Па-апа-а! — заныла она, вновь клоня голову вниз.

Странно! В подобных случаях маму поминают или ругаются непотребными словами.

— Что с тобой, ну?

Приподняв за плечи, я заставила ее выпрямиться, разжать пальцы и увидела кровь на разорванном рукаве белой куртки.

— Бек! Бекушка-а! — вздохнула она, увидев вытянувшегося пса.

— Ты вот что, оставь своего Бека его собачьим богам и о себе подумай! — посоветовала я с излишней твердостью. — Ты что, не поняла еще, что ранена?

Я решительно, но осторожно положила руку на место ранения. Барышня дернулась и с шумом втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Такое ее поведение мне нравилось.

Кость под моими пальцами не сдвинулась, и раненая лишний раз не всхлипнула. Цела кость, а остальное, судя по несильному кровотечению, серьезным быть не могло. Снайпер сработал или из рук вон плохо, шлепнув пса вместо человека, или, наоборот, с поразительной, нет, ювелирной точностью.

Размышлять над этим у меня времени не было.

— Только не в милицию! — пропищала девица, по-прежнему кривясь от боли и слез.

— Что? — Моему изумлению, казалось, не было границ.

— Не зовите милицию! — настаивала она.

— Нет так нет.

Она так уговаривает, что можно подумать, будто это в меня стреляли.

У входа на детскую площадку остановились двое: полная женщина с сумкой через плечо и черным мужским зонтом над головой, которая, выпятив грудь, подозрительно всматривалась в нашу сторону, и старушка в рыженьком плаще с поднятым воротником. Я нагнулась к Беку и, взяв его за задние лапы, оттащила в сторону, к кустам, долой с глаз людей на аллее и вернулась к раненой.

— …над собакой измываются! — донеслись до меня слова полной.

— Что он, неживой уже, что ли? — пролепетала старушка.

— Если не хочешь звать милицию, то не стоит привлекать внимание. — Я нагнулась над потерпевшей, собираясь поднять ее, но она обошлась без моей помощи — опираясь здоровой рукой о землю, перевернулась и встала с колен. Поддерживать ее все же пришлось.

— Надо срочно сообщить папе, — прошептала она, опускаясь на скамейку.

— «Скорую», значит, тоже не надо? Сейчас сообщишь! — пообещала я, расстегивая на ней куртку. — Кровью изойдешь, дуреха! — прикрикнула я, встретив слабое сопротивление.

Но рукав толстого свитера оказался почти сухим, и это меня успокоило окончательно, хоть она и охала, как от нестерпимой боли.

— Как звать-то тебя? — спросила я, накидывая полуснятую куртку ей на плечи.

— Женька, Серова моя фамилия. — Она показала на карман. — Там… Возьмите там телефон.

Достав, я протянула ей сотовый, но она помотала головой:

— Не могу! Вы что!

Как говорится, прошибло барышню. Она вдруг завопила пронзительно и тонко, поглядывая на мертвого Бека и сотрясаясь на вздохах. Реакция на страх, вот как это называется. Случалось мне видеть мужиков, вывести которых из состояния ступора удавалось только при помощи медикаментов. Хорошо хоть, что эта просто вопит и ничего больше.

Пришлось сесть рядом, осторожно, чтобы не причинить боли, обнять Женьку и привлечь к себе. Она ткнулась лбом в мое плечо, сдвинув шапочку на сторону, и по-детски запричитала сквозь всхлипы, поминая папоньку, мамоньку и бедного Бекушку. Мне стало ее по-настоящему жалко, и Багира во мне уступила на время место Юлии.

Я гладила ее по щеке и бормотала что-то успокаивающее, действующее на нее благотворно. Мало-помалу Женька затихла. Отстранилась, обессиленная слезами. Я вновь протянула ей сотовый, но она только назвала мне номер и имя своего отца. Трубку долго не брали, и я предположила, что господин Серов уже убыл из дома к месту работы, и обрадовалась возможности обзавестись заодно и рабочим его телефоном.

— Да, я вас слушаю, — раздался наконец в трубке мягкий, бархатный голос.

— Николай Михайлович? — Мой голос дрогнул от разочарования — не удалось с рабочим-то телефоном.

— Вы совершенно правы, — прозвучало в ответ. — А кто вы?

Пренебрегла я его вопросом.

— В вашу дочь только что стреляли. К счастью, промахнулись, но собака убита.

— Где? — спросил он после недолгого молчания, и я подивилась его выдержке.

— Евгения в парке, на детской площадке…

— Кто вы?

Все, конец его самообладанию! Николай Михайлович задохнулся от волнения и сглотнул так громко, что я явственно расслышала этот звук.

— Что с Женькой?

— По-моему, она легко ранена, — не стала я щадить его. — Но сама говорить она сейчас не в состоянии. Понимаете, я случайно оказалась рядом…

— Вы побудете с ней? — перебил он все тем же бархатным тембром, но в голосе его зазвучал металл. — Я появлюсь очень скоро.