Под городскими вязами. Ивовый манекен. Аметистовый перстень. Господин Бержере в Париже

— Я не верю ни единому слову из того, чему учат различные церкви, поделившие ныне между собой духовное владычество над народами, — сказал он. — Мне превосходно известно, как вырабатываются догмы, как они образуются и преобразуются. Но разве не может существовать внутри нас некое мыслящее начало и разве оно должно непременно погибнуть вместе с сочетанием органических элементов, которое именуется жизнью?

— Мне бы хотелось, — сказал г-н Бержере, — спросить вас, что такое мыслящее начало, но боюсь поставить вас в затруднительное положение.

— Нисколько, — ответил г-н Мазюр. — Я имею в виду причину мысли или, если хотите, самое мысль. Почему бы мысли не быть бессмертной?

— Да, почему? — спросил в свою очередь г-н Бержере.

— Это предположение вовсе не абсурдно, — сказал ободренный г-н Мазюр.

— А почему бы, — спросил г-н Бержере, — какому-нибудь господину Дюпону не жить в доме номер тридцать восемь по улице Тентельри? Это предположение вовсе не абсурдно. Фамилия Дюпон — рядовая фамилия во Франции, а в доме, о котором я говорю, три корпуса.

— Вы всё шутите, — сказал г-н Мазюр.

— Я тоже по-своему спиритуалист, — вмешался в разговор доктор Форнероль. — Спиритуализм — терапевтическое средство, которым нельзя пренебрегать при нынешнем состоянии медицины. Все мои пациенты верят в бессмертие души и не любят шуток на этот счет. Добрые люди как на улице Тентельри, так и везде хотят быть бессмертными. Их огорчит, если им сказать, что они, может статься, вовсе не бессмертны. Видите вон там госпожу Пешен, которая выходит из овощной лавки с помидорами в плетенке? А ну-ка, скажите ей: «Госпожа Пешен, вы будете наслаждаться небесным блаженством в продолжение миллиардов лет, но вы не бессмертны. Вы проживете дольше звезд и будете жить еще и тогда, когда туманности превратятся в солнца и когда солнца потухнут, и на непостижимом протяжении этих времен вы будете утопать в усладах и сиянии. Но вы не бессмертны, госпожа Пешен!» Если вы ей так скажете, она отнюдь не примет это за приятное сообщение. А если, паче чаяния, вы подтвердите свои речи достаточно убедительными для нее доказательствами, бедная старушка будет огорчена, впадет в уныние и будет вкушать свои помидоры, приправляя их слезами.

Госпожа Пешен хочет быть бессмертной. Все мои пациенты хотят быть бессмертными. Вы, господин Мазюр, и вы сами, господин Бержере, хотите быть бессмертными. И скажу вам еще, что неустойчивость — это основная черта всех сочетаний, из которых возникает жизнь. Жизнь… хотите, чтобы я определил ее научно? Это — неизвестное, которое испаряется черт его знает куда.

— Конфуций, — сказал г-н Бержере, — был человек рассудительный. Когда ученик его, Ки-Лу, спросил однажды, как надо служить Духам и Гениям, учитель ответил: «Если человек еще не в состоянии служить человечеству, то как может он служить Духам и Гениям?..» — «Позвольте мне, — продолжал ученик, — спросить вас, что такое смерть». И Конфуций отвечал: «Как нам знать, что такое смерть, когда мы не знаем, что такое жизнь?»

Процессия, двигавшаяся по Национальной улице, проходила мимо гимназии. Доктор Форнероль вспомнил дни своего отрочества и сказал:

— Здесь я учился. Это было давно. Я много старше всех вас. Мне исполнится через неделю пятьдесят шесть лет.

— Так действительно госпожа Пешен хочет жить вечно? — спросил г-н Бержере.

— Она не сомневается в своем бессмертии, — ответил доктор Форнероль. — Если бы вы стали ее разубеждать, она рассердилась бы на вас и не поверила бы.

— И ее нисколько не удивляет, — продолжал г-н Бержере, — что ей суждено бесконечное существование, несмотря на то, что все в мире преходяще? Как может она питать такие безмерные надежды? Должно быть, она недостаточно вдумывалась в природу вещей и в свойства жизни.

— Не все ли равно, — возразил доктор. — Чему же тут удивляться, дорогой господин Бержере? У этой доброй особы есть вера. Это, пожалуй, даже единственное, что у нее есть. Она католичка, так как родилась в католической стране. Она верит в то, чему ее учили. Это же естественно.

— Доктор, вы говорите, как Заира[261], — сказал г-н Бержере. — «Когда бы я жила у Гангских берегов…» Впрочем, вера в бессмертие души — обыденное явление в Европе, Америке и в части Азии. Она проникает и в Африку вместе с бумажными тканями.

— Тем лучше, — заметил доктор, — ибо она необходима для цивилизации. Без нее несчастливцы не примирились бы со своей судьбой.

— Однако китайские кули работают за мизерную плату, — возразил г-н Бержере. — Они терпеливы и безропотны, но нисколько не спиритуалисты.

— Потому что они желтокожие, — сказал доктор Форнероль. — Белые люди не так покорны своей доле. Они носят в себе некий идеал справедливости и возвышенные надежды. Генерал Картье де Шальмо прав, когда говорит, что армии необходима вера в загробную жизнь. Эта вера также очень полезна с точки зрения общественных нравов. Если бы люди не боялись ада, на свете было бы меньше честности.

— А вы, доктор, верите в то, что воскреснете? — спросил г-н Бержере.