«Надо узнать, пожалуй, — подумал Артюха, — может, и нет уж этого плана у Гарифки. Вон сколько лет-то прошло! На кой он черт ему нужен!»
Лошаденка меж тем втянула возок на лесную просеку. Справа и слева высокой сплошной стеной возвышались заснеженные ели. В затишье стало теплее.
Артюха откинул полу тулупа, достал из-за пазухи бутылку. Привстав на колено, повернулся к молчавшей всю дорогу девушке:
— Не желаете? На морозе оно пользительно.
— Ну что вы?! Это же водка! — едва слышно и с заметным испугом ответила Маргарита Васильевна. Из-под шали и сбившейся на лоб вязаной шапки на Артюху глянули удивленные, чуть раскосые голубые глаза.
— Значит, не употребляете? А у нас так все пьют, девки парням не уступают. Самогон стаканами хлещут! — неожиданно для самого себя соврал Артюха и развеселился беспричинно. — Темнота, сами знаете! Вот приедете, понасмотритесь… Чего говорить! Нашему мужику-лапотнику сотню лет еще надо, чтобы он онучи сменил на сапоги: культура-то, она ведь от достатка. В колдовство, наговоры, разные там присухи до сих пор верят. Всё оттого — нищета, голь перекатная.
— А мне говорили, что Каменный Брод — село богатое.
— Кто говорил-то? Может, кто старое вспомнил? Шаром покати.
Артюха откупорил бутылку, покрутил ее и, запрокинув голову, ловко выплеснул содержимое в рот, не глотая, как в воронку. Рукавом обтер губы, зажмурился, похлопывая себя по груди.
— Пошла! Как Христос в лапотках — по душе-то! — Помолчал минутку, вытирая рукавицей заслезившиеся глаза, и продолжал, как на заранее подготовленном уроке: — Вот так и живем, уважаемая Маргарита Васильевна, существуем. Не запамятовал я вашего имени-отчества? Так и живем. Истинно — мудр и велик тот человек, кто водочку изобрел. Мужику без нее труба.
— А вы, извините, хлебопашец?
— Все мы корнями-то в землю уходим, — уклончиво ответил Артюха, пощипывая бороденку, — а только оскудела она, кормилица, за последние годы. Трудно пахарю. Конечно, просвещенье нужно, политграмота. Вот и вас по этому самому делу к нам направляют.
Учитель наш, Николай Иванович, спасибо ему, беспокойство большое выказывает. Умный он человек, мозгам нашим старорежимным правильный поворот производит. И я, потому как в активе и на платформе, полностью присоединяюсь. А всё же с вами-то он промашку сделал. Прямо, по-большевистски скажем: кое- чего не учел. Поманил вас пальчиком…
— Меня политпросвет направил, — усаживаясь поудобнее, чтобы лучше видеть собеседника, проговорила обиженно Маргарита Васильевна и, высвободив руки, сняла перчатку, расправила складки шали у подбородка. — При чем же тут ваш учитель? Тем более что я его совершенно не знаю.
— Молодо-зелено! — поучительным тоном начал Артюха, не обращая внимания на последние слова своей спутницы. — Кто бы там в городе знал, что здесь избач нужен?
Маргарита Васильевна не знала, что ответить, а разговорившийся Артюха развивал свои мысли далее:
— Не подумайте, что я против Пушкина там или Гоголя. Что надо, то надо. Когда — вот в чем корень! Что на сегодняшний день на повестке дня? Скажем, принципиальная ликвидация кулака как класса или стишки про любовь да цветочки-купавочки? Как вы думаете?! И — другое дело. Вот привезу я вас в деревню, ну уголок где-нибудь найдем, тут уж на меня положитесь. Это моя прямая обязанность, как представителя власти. Ладно. А пить-есть человеку надо? Где же на это деньги брать? Вы скажете — в сельсовете. Верно. А сельсовет где их возьмет? Это что же — по рублевке на двор снова к налогу надбавка? Так ведь выходит, раз вся культура по нашим статьям расписана. Значит, грамотный ты или нет — плати. И так каждый месяц, а у другого, может, этот самый полтинник или рублевка на рубашку мальчонке отложены были? Тут-то как быть?
Маргарита Васильевна молчала, глаза ее стали темнее. Артюха про себя усмехнулся.
Вечерело. Лес по бокам становился всё угрюмее и гуще. Вот и сворот на Ермилов хутор, чуть подальше — дорожка на мельницу. А большак обогнет Метелиху — огоньки будут видны.
— Вообще-то, Маргарита Васильевна, вы не робейте, — понижая голос и по-отечески ласково поучал не на шутку встревоженную попутчицу секретарь сельсовета, — ничего, стерпится. Нашему пролетарскому боевому отряду поддержка. А в случае чего — прямо ко мне. Можно и к председателю, да ведь он всё равно ко мне препроводит. А с учителем, дорогая моя Маргарита Васильевна, раз вы его толком не знаете, я бы вам по-партейному посоветовал, так это, виду не подавать, конечно, но подальше. Как-нибудь я вам кое-что расскажу.
Озираясь, как будто его кто-нибудь мог услышать, Артюха склонился ближе к закутанной голове Маргариты Васильевны и, понижая голос, зашептал торопливо.
— Он же у нас, Николай-то Иванович, вроде как в ссылке. Большевик, слов нет, идейный! А у властей всё одно на подозрении: жена-то по пятьдесят восьмой статье срок отбывает!
Выпалив это единым духом, Артюха развалился по- купечески, прикинул, какое впечатление произвели на молчаливую собеседницу его слова, и продолжал: