Наступил день отъезда, погрузились мы на поезд Тбилиси-Москва в купированный вагон. Для того времени это был максимум возможного. Мы надеялись как следует отоспаться, но этому не суждено было сбыться. С нами разместилась пожилая женщина с дочерью, у которой был годовалый сын. Так что было довольно весело, и этот маленький пассажир сумел нарушить все наши планы. Сначала мы старались не обращать внимания на его крики, затем закрывали уши подушками, но это не помогало. Тогда Иван Петрович начал устанавливать контакт с «молодым человеком». Он изобретал ему различные игрушки из картона, бумаги и других подсобных материалов, забавлял его и, когда наш спутник, наигравшись, засыпал, мы тотчас же старались воспользоваться этим затишьем и растягивались на верхних полках.
Так прошел первый день нашего путешествия. Поздно ночью в вагоне разразился скандал, драка, все пассажиры были подняты, проводники вызвали начальника поезда, а последний на одной из станций пригласил военный патруль.
Выйдя из купе, мы увидели старшину военно-морского флота, богатырского телосложения, грудь которого украшали два ордена и какой-то блестящий силуэт (под золото) подводной лодки. Моряк был изрядно пьян, кричал, что он Герой Советского Союза, указывая на силуэт лодки, что он проучит каждого, кто осмелится ему перечить, и т. д. Около него находились капитан и два солдата из комендатуры ст. Астрахань. Капитан долго уговаривал моряка и, наконец, успокоив, отправил спать.
Как мы потом установили, моряк ночью пьянствовал с ехавшим в соседнем купе грузинами, у которых был большой запас вина и закуски. Затем из-за чего то повздорили и учинили скандал. Моряк загнал их в купе и почувствовал себя победителем, начал безобразничать в вагоне, нагоняя страх на всех остальных пассажиров. Вскоре все успокоились, и мы снова устроились спать.
На следующий день утром, приведя себя в порядок, готовились завтракать. У нас были американские продукты, поступавшие к нам по лендлизу и расфасованные в коробки. Разложив все это на чемодане, мы налили в кружки по 100 граммов и собирались уже чокнуться, чтобы выпить «за победу», главный тост того времени. Вдруг, как с неба свалился, в дверях нашего купе стоял неспокойный моряк и, бесцеремонно взяв одну из коробок, нагло ждал нашей реакции. Я посмотрел на него и твердо сказал: «Положи на место».
На это он ответил грозно: «Не очень-то командуй, а то я тебе устрою неприятность». Я еще раз повторил, уже более твердо: «Положи на место».
Это, видимо, подействовало на него отрезвляюще, он положил коробку и, отходя, пробормотал: «Мы еще встретимся и поговорим».
Позавтракав, мы с Иваном Петровичем вышли в коридор вагона и, закурив, поглядывали в окно. Смотрим, моряк опять навеселе, ходит по вагону, никого не признавая и запугивая нервных. Приглядевшись к нему внимательно, Иван Петрович сказал мне: «Товарищ начальник, по-моему этот старшина находился у нас в особом отделе как задержанный без документов, проходил фильтрацию и был освобожден, но одет он тогда был в общеармейскую форму рядового солдата». Это было, когда опергруппа находилась в Железноводске, а Данилов и следственная группа с арестованными оставалась в Грозном.
Видимо, он почувствовал наше пристальное внимание к нему и стал избегать прямых встреч с нами. Интуиция мне подсказала, что этим человеком следовало бы немедленно заняться. Учитывая, что до Сталинграда оставалось примерно 2 часа езды, мы наскоро разработали такой план: попросили наших соседей перейти в служебное купе, о чем договорились с проводниками, а моряка тем временем пригласили к нам, проверить с пристрастием его документы.
Когда мы очень спокойно попросили его зайти в наше купе, он как-то на мгновение растерялся, что не ускользнуло от наших глаз, но, спохватившись, вновь принял воинственную позу и весьма неохотно подошел, как бы спрашивая: «Ну что вам еще надо?». Затем, когда он по нашей просьбе вошел в купе, Иван Петрович закрыл дверь и защелкнул замок. Я предъявил ему свое удостоверение и потребовал его документы. Иван Петрович взял его кортик и попросил отцепить, а я расстегнул кобуру своего пистолета. Сел наш моряк на скамейку, и руки его задрожали. Достал он свои документы и передал мне. При беглом рассмотрении они выглядели вполне убедительно, поэтому требовалось тщательная экспертиза. Отступать было нельзя, поэтому я вытащил лист бумаги и начал составлять протокол задержания.