Под грозой (сборник)

легким морозцем, колко пощипывало что-то за

руки. Сенька ежился.

— Замерзнешь ты, брат,— шутили над ним ры-

баки.

— Ничего, я терплячий, — ответил, улыбаясь,

Сенька.—Надо ко всему привыкать.

— Это правильно,—согласились с ним.

Вечером сварили кашу. Занятно было смотреть,

как это делали на баркасе. Взяли большой котел,

развели в нем огонь, а над огнем приладили другой

маленький котелок с кашей. Пламя освещало лица,

недвижно повисшие паруса. А за бортом хлюпало

море, слегка покачивая баркас, и звезды светили

вверху, как маяки, зелеными огнями.

Славно было сидеть у котла, протянув к огню

стынущие от холода руки. В котелке ворчит каша,

вода кипит ключом, и двое режут большими лом-

тями черный хлеб. А когда пшено укипело, сняли

котелок с огня, взялись за ложки и выхлебали все

дочиста. Вкусной показалась Сеньке каша,—про-

голодался за день. Даже жарко стало—так усердно

работал он ложкой.

А потом и спать легли, поставив одного на

страже. Завернулись в запасные паруса и стало

тепло, «ак дома. Скоро сморил сон — так ласкаво

хлюпало море, так тихо покачивался баркас.

Два раза просыпался Сенька среди ночи. Один

раз его разбудили голоса менявшихся по очереди

рыбаков, а другой раз что-то беспокойное стало

щекотать его прямо в лицо. Он заворочался, от-

крыл глаза—прямо перед ним стоял яркий ущерб-

ленный месяц и светил зеленовато-серебряным

светом.

Сенька приподнялся, огляделся. Лежала на воде

зыбкая серебряная полоса, и белые льды тихо

светились вдали. На носу кто-то пел заунывно; за

парусом не видно было, и Сенька узнал по голосу,

что это Василий—молодой парень, молчаливый и

тихий. Был он нерасторопный, робкий, а пел хо-

рошо, и за это любили его.

Сенька стал слушать. Слова с трудом можно

было разобрать.

«Стоит деревцо на поле,

Его солнышко печет.

А что меня, молодого,

В этой жизни стережет»?

выводил Василий и выходило хорошо. Вспомнил

Сенька, как далеко они теперь от берега, и на ми-

нуту ему стало страшно.

Кругом вода и вода, а баркас такой маленький,

утлый... Вдруг схватится буря, куда они кинутся,

где будут искать спасенья? Море или опрокинет

их или выбросит на льдину, и с ними будет то же,

что с конягой, которую они видели днем...

Но море было такое тихое, так мягко светил

месяц и так покойно было кругом, что не верилось,

будто есть на свете бури и ураганы, которые рвут

паруса, ломают снасти.

И Сенька уснул опять под тихую песню Василия,

выговаривающего такие слова:

«Злая буря налетела

И сломила деревцо.

Покатилось, зазвенело

Обручальное кольцо...»

VII.

Утром, на восходе солнца Сенька проснулся.

Дрожь пробирала, было свежо. Бее уже были на

ногах и захаживались возле сетей, брошенных с Ее-

чера. Было тихо, чуть хлюпали волны. Льды

отошли за ночь далеко, и расстилался во вес сто-

роны широкий зеленовато-синий простор.

— Выспался, малый?— спросил Сеньку один из

рыбаков, по имени Алексей, черный, загорелый,

высокий, с длинным горбатым носом, похожий на

грека. Он был на баркасе за старшего.

— Выспался,—сказал Сенька поеживаясь.

— Холодно? Ну вот сейчас погреемся.

Стали поднимать сеть. Показалась рыба. Забле-

стели серебряной чешуей подсулки, сазаны, че-

хонь. Бултыхнулся и зашлепал длинным хвостом

сом. А вот и осетр. Тонкий, упругий, аршина в пол-

тора, он извивался во все стороны, запутавшись

растопыренными плавниками в петлях. Его с осо-

бым почтением высвободили из сети и положили

на дно баркаса.

Рыбы было много. Сенька помогал, выбирая из

сети чехонь и судаков. Тепловатые, скользкие, тре-

пещущие рыбы занимали его. Какие они прыткие,

сильные, как прыгают на дне баркаса. А у сома

такие смешные усы, и как широко раскрывает он

свою огромную пасть. Но лучше всех красавец

осетер. Длинный точенный нос, крепкая костистая

чешуя и твердые, как пружины, плавники. Хвост

точно винт у парохода. Как должно быть хорошо

владеет он этим хвостом в морской глубине.

— Для начала не худо,—говорили рыбаки, со-

бирая сети—дай бог и дальше так.

Убрали рыбу, а потом сварили кашу с свежими

подсулками и поели с большой охотой. Рыба была,

как масло, мягкая, молодая, и Сеньке казалось, что

он никогда не ел такой вкусной каши.

Солнце уже поднялось и пригревало, когда тро-

нулись дальше. Подул ветер, натянул паруса и бар-

кас пошел полным ходом. Сыпались на палубу со-

леные брызги, дрожали крепкие, тугие паруса.

Казалось Сеньке, что он уже не человек, а птица

и летит на широких белых крыльях в голубую бес-

конечную, согретую весенним солнцем даль. И он

улыбался блаженно и щурился, лежа на корме.

Подошел Андрей и вытянулся рядом с ним.

— Что, брат, хорошо?

— Хорошо,— сказал Сенька.

— То-то, бубырь.

Андрей положил руки под голову и закрыл

глаза. Сенька посмотрел на него и подумал:

«Какое у него смелое лицо. Вот так и видно,

что не человек, а сила... Да и все такие...»

Сенька обвел глазами товарищей Андрея—-все

темные, загорелые, твердые лица, смелые глаза,

крепкие фигуры. Даже у молчаливого, тихого Ва-

силия видна эта крепость.

«С такими и в бурю не страшно»,—подумал

Сенька, и ему стало весело.