Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Тибетцы, овладевшие Канцзе, рассказывали, что уполномоченные властей просили их уйти из города, обещая уладить проблему. Какую такую проблему?.. Сие не уточнялось, и тибетцы утверждали, что они стали жертвой коварной интриги. Приближенные панчен-ламы, захваченные врасплох внезапным появлением китайских войск и оставленные теми, кто обещал им поддержку, обратились в бегство. Вошедшие в город китайцы конфисковали казну ламы, большая часть которой хранилась в Канцзе. Они также присвоили оружие и боеприпасы, собранные тибетцами, а заодно и их имущество.

Большинство этих людей стремилось к одному: восстановить власть панчен-ламы в Цзане; они не подозревали о плане создания независимого государства-вотчины панчен-лам. Этот план составлялся и обсуждался только верхушкой «правительства в изгнании».

Что касается рядовых жителей провинции Цзан, они восприняли эту безрассудную авантюру как повод вдоволь подраться и пограбить, попутно отвоевывая полномочия туземной царицы Дечен Ванмо, дабы показать китайцам, что тибетцы не собираются сдавать своих позиций.

Дечен Ванмо не стала дожидаться, когда ее арестуют и отправят в кандалах в Дацзяньлу, и сбежала в Цинхай. В эпоху тогдашней раздробленности страны это было равносильно бегству за границу. Однако впоследствии она укрылась в Лхасе.

В то время как в Канцзе велись переговоры и продолжалась бойня, несколько видных деятелей «правительства в изгнании», оставшихся в Дацзяньлу, были посажены под домашний арест, и у их дверей расставлены часовые, преграждавшие вход посетителям. Большая часть их собственности: недвижимость, деньги, оружие, лошади, скот и т. п. — была конфискована.

Между тем высушенное, насыщенное солью тело панчен-ламы упаковали в кожаный мешок, взвалили, как обычный тюк, на спину мула и таким зловеще-комичным манером доставили в Джекундо, где лама скончался тремя годами раньше. После этого мумию необычайно торжественно перевезли в роскошный мавзолей, возведенный, как и гробница его предшественников, на территории большого монастыря Ташилунпо в окрестностях Шигацзе.

«Правительство в изгнании» потерпело полный крах и перестало существовать. Тибетцы утверждают, что такой конец предвещал ряд неблагоприятных примет. Например, вороны разорвали в клочья флаг панчен-ламы, развевавшийся над его «представительством» в Дацзяньлу.

От политического движения, зародившегося в 1923 году после бегства панчен-ламы и блестяще проявившего себя в Китае, не осталось ничего, кроме горстки несчастных тибетцев, упрекавших друг друга в попытке осуществления бредового плана, погубившего многих соратников их господина.

Когда останки ламы были отправлены в Тибет, многие его приближенные воспользовались случаем, чтобы вернуться на родину в числе участников траурной процессии. Те же, кто помогал панчен-ламе бежать и особенно запятнал себя в глазах лхасских властей, предусмотрительно остались в Китае. Эти люди благоразумно не принимали участия в событиях в Канцзе, и кое-кто из них получил должности в китайском министерстве по делам Монголии и Тибета.

Однако история взаимоотношений панчен-ламы с китайским правительством на этом не кончается. Как уже было сказано, панчен-ламы не умирают. В дальнейшем[106] мы станем свидетелями перипетий, сопутствовавших поискам нового «воплощения» покойного.

Давайте оставим Сикан, где после безрассудной авантюры сторонников панчен-ламы не происходило ничего, достойного внимания, и обратим свои взоры на другой участок китайско-тибетской границы.

Район Кукунора, вплоть до ХУШ века служивший ареной ожесточенных сражений и долгое время занимавший важное место в китайских летописях, стал упоминаться все реже. Собиравшиеся там для нападения на Китай полчища варваров исчезли, а их немногочисленные потомки были оттеснены на запад. Туземное население существенно сократилось и ныне не проявляет воинственных намерений, наблюдавшихся у кампа на протяжении последних тридцати лет.

Следует упомянуть лишь о нескольких карательных походах, предпринятых после 1918 года против разбушевавшихся племен нголоков (один из них был очень серьезным), да о двух тибетских мятежах в области Амдо.

Кроме того, временами вспыхивали восстания мусульман, но они происходили в провинции Ганьсу и, стало быть, выходят за рамки данного повествования.

Толчком к первому мятежу тибетцев Амдо послужили раздоры между обитателями монастыря Лабран. Я подробно описывала эти события в другой книге[107] и поэтому ограничусь перечислением основных фактов.

Китайский генерал-мусульманин^{141}, уполномоченный по охране границы[108], приказал ламам восстановить в должности некоего интенданта по имени Цзюндю, которого они изгнали, и вернуть ему присвоенное ими имущество.

Монастырские власти ответили на это отказом, выраженным в обидной форме.