Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Не только варварские обычаи и живописные разбойники являются отличительной чертой крайнего запада Китая. Испокон веков прилегающая к нему местность Кам была средоточием магии и колдовства и в то же время родиной самых выдающихся тибетских мыслителей. Лишь часть Кама была присоединена к Китаю, но волны оккультизма, характерного для исконно тибетских территорий и собственно Тибета, докатываются до Сикана и Цинхая. Лоло и ряд народов, населяющих провинцию Юньнань, вносят сюда свою лепту.

Временами некоторые интересные личности, непохожие на обычных шарлатанов в лохмотьях, такие как нгагпа (посвященные в магическое искусство), бонпо (приверженцы добуддисгской религии Тибета[152]), а также ученые ламы, принадлежащие к одной из школ «красных шапок», забредают в Сикан во время своих странствий. Они редко остаются в Дацзяньлу надолго. Местное духовенство, исповедующее учение «желтых шапок»[153] — государственной религии Тибета, — не благоволит к иноверцам.

В течение долгих лет я искала по всему Тибету этих инакомыслящих, пребывающих вне официального буддизма, чтобы собрать с их помощью крупицы древних верований и забытых знаний. Поэтому такие странники, попадавшие в поле зрения, неизменно приковывали мое внимание. Мне удалось встретить несколько настоящих мыслителей и побеседовать с ними, но остальные в подавляющем большинстве выделялись разве что своими чудачествами.

Одного из них прозвали «дубтобом», то есть «чудотворцем» (буквально: «достигшим совершенства»), иными словами, человеком, сумевшим обрести магические способности. Этот человек деревенского вида казался вездесущим, ибо он попадался вам на каждом шагу.

Китайские лавочники считали его сумасшедшим, однако суеверные чувства, коренившиеся в глубине их душ, побуждали исполнять многие прихоти «дубтоба». Так, он выбирал среди выставленных товаров какие-нибудь не очень дорогие вещи и уносил их, разумеется, не заплатив. Однако, как правило, «чудотворец» ограничивался тем, что ел в ресторанах или частных домах, куда неожиданно врывался.

«Принесите мне суп! Принесите рис! Подайте мясо! Налейте мне чаю! Налейте водки!» — кричал он повелительным тоном, и простаки спешили ему угодить.

Ожидая, пока принесут еду, «дубтоб» тешил себя, рассматривая предметы, находящиеся в комнате, что нередко заканчивалось плачевно. Я видела, как он схватил несколько изящных фарфоровых чашек, стоявших на полке, и выбросил их в окно, выходившее во двор. Иногда «чудотворец» давил ногами блюдца из чистого или позолоченного серебра, а также тибетские чашки или их красивые крышки в форме пагод. Он вырывал страницы из редких книг и разрывал их на мелкие кусочки. Совершая эти варварские поступки, «дубтоб» постоянно расхаживал взад и вперед по комнате и размахивал руками.

Когда ему приносили заказанные кушанья, он зачастую едва к ним притрагивался, бросая почти все на пол или отдавая случайным людям. Тот, кому была оказана эта «милость», не смел отказаться от риса или лапши, которую мял в своих ни разу не мытых руках дубтоб. Многие полагали, что эта еда может принести им удачу.

Большинство тибетцев верит в благотворное воздействие объедков со стола праведников или великих лам. Рис, остающийся на блюде[154] далай-ламы или панчен-ламы после трапезы, смешивается с массой другого вареного риса, и маленькие порции этой смеси раздаются паломникам. Возможно, ни одна из крупиц кушанья, полученного странником, не лежала на блюде великого ламы, но простаки воображают, что от одного лишь соприкосновения с «подлинными» зернами другие также приобретают целебные свойства. Многие паломники съедают лишь по две-три крупицы порции, когда им ее дают, а остальное бережно уносят с собой. По возвращении домой они снова бросают эту горстку крупы в котел, где варится другой рис, и затем раздают вторичную смесь-друзьям и знакомым. Те свято хранят этот дар, считая его весьма эффективным лекарством от тяжелых недугов.

Вот почему некоторые охотно питались объедками «дубтоба», но этот субъект явно не заслуживал подобного почтения.

Если «чудотворцу» давали одежду, то он носил ее лишь несколько часов, а затем передаривал какому-нибудь первому встречному оборванцу. В основном даже зимой он ходил в одном и том же рубище из серого хлопка, с глубокими, до колена, разрезами с обеих сторон, по китайской моде. В то время как китайцы носят брюки, у «дубтоба» их не было, и когда ветер задирал подол его одежды, то голый до пояса низ оказывался на всеобщем обозрении. То, что этот человек не страдал от холода, нисколько не удивляло тибетцев. Всем известно, что здешние отшельники живут высоко в горах среди сугробов раздетыми.

Я знавала таких подвижников. Они выполняют специальные упражнения для выработки внутреннего тепла, без которого невозможно противостоять окружающему холоду. Я испробовала этот способ и вкратце описала его в своих предыдущих книгах[155].