Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Немногие смельчаки готовы были пуститься в небывалое странствие, бросив вызов подстерегавшим их там опасностям. Это свидетельствовало о благоразумной осторожности окрестных пастухов, а также об их сдержанном отношении к собственной доблести. Более того, за исключением тех моментов, когда тибетцы приносили сюда дары, они предпочитали держаться подальше от расселины и говорили о таинственном пути обиняками, а также остерегались показывать этот ход заезжим любителям странствий. В самом деле, я узнала о его существовании, будучи в тех краях не в первый раз.

Однажды после обеда я решила обследовать это место. Зная, какой суеверный страх оно вызывает у моих слуг, я сказала, что никто из них мне не нужен и они могут остаться в лагере. Я захватила с собой лишь несколько пачек фитилей, смазанных воском, именуемых «подвальными крысами», — с помощью подобных жгутов, намотанных на палку, зажигают восковые свечи в католических церквах[46]. Один из слуг упросил меня также взять с собой провизию — небольшой мешочек цампы (поджаренной ячменной муки). Его просьба вызвала у меня смех. Я собиралась отсутствовать не более двух-трех часов и отнюдь не рассчитывала на дорожную трапезу. Однако слуга так настойчиво меня упрашивал, что я решила его не огорчать и положила мешочек в свой амфаг[47].

«Приношения из камней» («дочёд») — небольшие пирамиды из булыжника и обломков скользкой породы, выложенные верующими, затрудняли подступы к расселине и отчасти загораживали отверстие. Я разрушила некоторые из этих сооружений, пообещав себе восстановить их на обратном пути, и проникла в подземный ход. Каким бы узким он ни был, один человек мог пройти там без труда. Вскоре коридор повернул направо, и тусклый свет, пробивавшийся снаружи, перестал туда поступать; я зажгла конец одной из моих веревочных свечей и продолжила свой путь. Тесный проход, где я находилась, не представлял собой ничего интересного. Там было мало воздуха, пахло плесенью, и вскоре возникли препятствия: коридор то сужался так, что приходилось протискиваться с трудом, то был завален кучами земли и камней. Местами свод опускался так низко, что мне приходилось ползти на четвереньках. Несколько раз у меня возникало желание вернуться, но любопытство не позволяло повернуть назад. Вероятно, эта штольня, более длинная, чем я предполагала, куда-то вела, разумеется, не в Лхасу, а к другой расселине в горе. Я медленно брела по проходу более часа, то вверх, то вниз, и утратила всякое представление об отправной точке моего путешествия. Штольня, по которой я следовала, не пересекалась ни с какой другой — поэтому я не рисковала заблудиться на обратном пути. Пройдя еще немного, я оказалась в некоем подобии маленького «зала». В этом месте коридор неожиданно расширился, и его свод становился выше. Я видела, что дальше он снова сужается. Следовало ли двигаться вперед или повернуть назад? Проделанный путь доставил мне мало удовольствия. И тут я заметила, что дорога, по-видимому, ведет вверх, и решила проверить, так ли это. На какой бы высоте я ни находилась, я могла выбраться на поверхность, лишь поднимаясь. В надежде отыскать выход, чтобы не возвращаться назад и снова долго не петлять под землей, я устремилась вперед.

Вскоре мне пришлось об этом пожалеть. Новый коридор, по которому я следовала, был гораздо более сложным, чем прежний, и состоял из сплошных «каминов», как говорят альпинисты, по которым я взбиралась с огромным трудом. У меня уже кончались силы, когда я увидела перед собой слабый свет. Итак, мое тяжелое и ничем не примечательное путешествие подходило к концу.

В самом деле, это был выход — узкое отверстие посреди нагромождения камней, на вершину которого было трудно забраться. Терпение заменяет множество других ценных качеств. После неоднократных попыток я выбралась из-под земли, радуясь, что снова могу дышать чистым воздухом.

Однако моя радость была недолгой. Оглядевшись, я поняла, что оказалась на крошечной площадке на склоне горы, зажатой между двумя отвесными скалами.

Что мне оставалось делать? Я не видела никакой возможности спуститься из этого орлиного гнезда или подняться выше. У меня уже не хватало ни мужества, ни сил вновь пускаться в подземное странствие. Присев, я стала машинально смотреть вдаль.

Сумерки уже окутали синеватым светом округлые гребни далеких гор, и тени сгущались над раскинувшимся внизу плоскогорьем. Я прилегла отдохнуть, и меня стало клонить в сон. Почему бы не остаться здесь? Стояло лето, ночь не могла быть очень холодной, а мое платье из грубой шерсти было не хуже любого одеяла… Поразмыслить над тем, как отсюда выбраться, можно было и утром. Да… завтра… позднее… Усталость взяла верх над разумом, и я заснула, прежде чем успела подумать, что мне следует предпринять.