Под игом чудовищ. Книга 2

А сиденье, на котором она сейчас сидит (Простите уж за тавтологию!) тем, чем положено сидеть, сделано из тонкого медного листа – не больше одной десятой дюйма в толщину! То есть – прогревается быстро. А то, что на ней нет никакой одежды, гарантирует, что это тепло поступит как раз туда куда надо – без потерь и заминок.

Вижу, не прошло и полминуты, как оказал огонь своё действие: глаза выпучились, словно сейчас выскочат из орбит, дама стала выть, рычать, и извиваться, и даже делать попытки встать. И это – несмотря на то, что изуродованная правая ножка ну никак ей в этом помочь уже не может! Впрочем, как и прикрученные намертво к подлокотникам ручонки. Как не поможет и то, что она начала бешено дёргать плечами, так, что затряслись, словно сейчас оторвутся, милые упругие груди, и слёзы так и брызнули из остававшихся до сих пор сухими, выразительных миндалевидных глазок. Сейчас вытаращенных, словно у рыбы-телескопа. Похоже, про «гордость» моя подопечная наконец забыла: теперь жалобно поскуливает и постанывает в промежутках между заглушённым кляпом рёвом – словно побитая собачонка!

Вот так, милая моя!

Я всегда найду способ поставить на место и прищучить любых «гордячек»!

Ну ладно: буду гуманным. Тем более, что мне ещё этой её штучкой, что сейчас рискует превратиться в подгоревший лангет, пользоваться! Я же не чудовище какое-нибудь, чтоб вот так, сразу, оставить девушку без кожи на самом причинном месте! Мне достаточно, если оно просто будет покрасневшим, словно панцирь у варёного омара.

Факел убрал на место – в жаровню. А на нижнюю поверхность её сиденья плеснул водички из миски, стоящей для такого случая тут же, рядом.

Ух, как там, под сиденьем, зашипело, и пар так и повалил!

Дама изволила что-то промычать невнятное, (А ещё бы – с кляпом во рту не больно-то поговоришь – внятно!) подкатить к небу снова сузившиеся до нормальных размеров глазки, и потерять сознание.

А ничего.

Никуда она (Ха-ха!) не денется, так что пусть себе «отдыхает».

А я пока позавтракаю.

То, что вражеские подразделения из третьей линий редутов не спешат выскочить на заснеженное поле, что спереди, через ворота, что сзади – спускаясь по верёвкам и лестницам, и подставиться под убийственный обстрел только этого момента и ждущих лучников третьего полка, лорда Дилени, если быть совсем уж честным, не удивило.

Да, он так и предполагал, что те менталисты, что оставались в ещё целых крепостях-редутах первых двух линий, выгнав на уничтожение стадо своих баранов, обменивались посланиями и между собой, и с менталистами этой, последней, линии обороны. Разумеется, сообщили, что и как. И что напротив единственного (Глупо с точки зрения стратегии, но рационально с точки зрения тактики: штурмовать можно только одни ворота!) выхода лежат, нетерпеливо и с вожделением этого ожидая, отлично обученные и обеспеченные огромным запасом смертоносных, несущих смерть с большого расстояния, бронебойных жал, элитные стрелки. И что ни сзади, ни с боков, ни по верёвкам, ни как-то иначе, спустить контингент тоже не удастся: всё перекрыто! (А подземными ходами редуты соединить было невозможно: хоть тут тот факт, что после двухфутового слоя каменистой почвы идёт уже монолитная скала, наконец-то сыграл в пользу армии Тарсии!)

Однако именно о таком развитии ситуации и предупреждал главный циник и прагматик их страны. Он даже высчитал вероятность именно такого исхода первой атаки, и сообщил, что шансов на выжидательную позицию оставшихся менталистов – пять к одному.

Правда, он предполагал, что затаятся, выжидая, подразделения и второй и третьей линий. Вот порадовался бы, узнав, что мозга начальникам второй линии не хватило…

Лорда Дилени теперь поведение этих самых менталистов, представляющих неким образом подобие вражеского Штаба, не волновало. Не хотите подставлять своих подопечных обстрелу и холоду – ничего страшного для армии Тарсии. Потому что подставите тогда своих тварей теплу, жару, нестерпимому жару, а затем – и бушующему подобно урагану, пламени, и риску сгореть заживо. И всё равно – обстрелу!..

Он махнул рукой. Сигнальщик замахал флагом. Послышался голос лорда Бориса.

Старший сержант Борде на всякий случай всё равно продублировал приказ и своим голосом, хотя при свете светло-серого шара, каким выглядело чуть вылезшее над горизонтом зимнее солнце сквозь пелену монолитно-свинцовых туч, сигналы, подаваемые руками и штандартами, и свистками, было и так видно отлично и слышно. И пусть враг их эти сигналы пока и не понимает, даже если и следит, ничего: всё равно выучить не успеет!

Девять отделений спецроты лейтенанта Бориса начали свою кропотливую работу.