Под южными небесами

-- Зачѣмъ ты это? Вѣдь читать ты не будешь,-- замѣтила ему жена.

-- А можетъ быть кое-что прочту и пойму,-- отвѣчалъ онъ.-- Во-первыхъ, въ "Фигаро" всегда картинка есть. Картинку посмотрѣть можно. Наконецъ, о пріѣзжихъ. Кто изъ русскихъ въ Парижъ пріѣхалъ. Это-то ужъ я всегда понять могу... Да и вообще пріятно въ путешествіи быть съ газеткой.

Онъ надѣлъ пенснэ, развернулъ газету и сталъ смотрѣть въ нее, но тотчасъ-же отложилъ въ сторону.

-- Пойду-ка я въ буфетъ... Какъ ты хочешь, а бутылочку винца надо съ собой захватить,-- сказалъ онъ женѣ.

-- Не зачѣмъ,-- строго остановила его та.-- Ты уйдешь изъ вагона, а здѣсь увидятъ, что я одна и сейчасъ-же займутъ мѣста въ купэ.

-- Однако, душечка, вѣдь это экспрессъ... Поѣздъ полетитъ безъ остановки. Насъ жажда замучить можетъ. Вѣдь и тебѣ не мѣшаетъ глоточекъ винца сдѣлать.

-- О мнѣ прошу не заботиться... А ваше пьянство за границей мнѣ уже надоѣло. Стоитъ только вспомнить Турцію, гдѣ мы съ тобой были въ прошломъ году, такъ и то меня въ дрожь бросаетъ. Ужъ, кажется, турки и народъ-то такой, которымъ вино закономъ запрещено, но ухитрялся-же ты...

-- Позволь... Но какое-же тутъ пьянство, если я одну бутылку вина-ординера?

-- Сиди... Отъ жажды у меня яблоки съ собой есть.

И мужъ повиновался. Онъ вышелъ въ корридоръ и сталъ смотрѣть въ окошко. Прошли дама съ мужчиной. Мужчина былъ въ усахъ, въ свѣтломъ пальто и фетровой сѣрой шляпѣ. Пальто сидѣло на немъ, какъ на вѣшалкѣ, и было далеко не первой свѣжести. Они говорили по-русски.

" Навѣрное военный,-- подумалъ про мужчину Николай Ивановичъ.-- Не умѣютъ военные за границей статское платье носить".

Догадка его подтвердилась. Мужчина говорилъ дамѣ:

-- Представь себѣ, мнѣ все кажется, что я гдѣ нибудь свою шашку забылъ. Хвачусь за бедро, нѣтъ шашки и даже сердце екнетъ. Удивительная сила привычки.

Николай Ивановичъ обернулся къ женѣ и сказалъ:

-- Съ нами въ поѣздѣ русскіе ѣдутъ: мужчина и дама.

-- Что-жъ тутъ удивительнаго? Я думаю, даже и не одинъ русскій мужчина съ дамой, а навѣрное цѣлый десятокъ,-- отвѣчала Глафира Семеновна.-- Теперь въ Біаррицѣ начало русскаго сезона. Вѣдь потому-то я тебя туда и везу. Туда русскіе всегда наѣзжаютъ на сентябрь мѣсяцъ и живутъ до половины октября. Я читала объ этомъ.

Черезъ минуту и въ концѣ корридора послышалась русская рѣчь. Кто-то плевался и произнесъ:

-- Чортъ знаетъ, какія здѣсь во Франціи папиросы дѣлаютъ! Словно онѣ не табакомъ, а мочалой набиты. Мочалой набиты, да еще керосиномъ, политы. Право. Не то керосиномъ, не то кошкой пахнутъ.

-- Глаша! И въ нашемъ вагонѣ русскіе сидятъ,-- снова заглянулъ въ купэ къ женѣ Николай Ивановичъ.

-- Ну, вотъ видишь. Я-же говорила тебѣ... Мадамъ Кургузова говорила мнѣ въ Петербургѣ, что теперь Біаррицъ переполненъ русскими.

-- Но все-таки въ поѣздѣ не много пассажировъ. Развѣ на пути садиться будутъ, замѣтилъ супругъ, сѣлъ на свое мѣсто, досталъ изъ саквояжа путеводитель Ашетта и развернулъ карту южной Франціи.

-- Конечно-же, по пути будутъ садиться,-- продолжалъ онъ, смотря въ карту.-- По пути будетъ много большихъ городовъ. Вотъ Орлеанъ... Это гдѣ Орлеанская-то дѣва была. Помнишь Орлеанскую дѣву? Мы пьесу такую видѣли.

-- Еще-бы не помнить. Еще въ первомъ актѣ ты чуть не заснулъ въ театрѣ,-- отвѣчала Глафира Семеновна.

-- Ужъ и заснулъ! Скажешь тоже...-- пробормоталъ Николай Ивановичъ.

-- Однако, храпѣть началъ. Съ ногъ срѣзалъ... Дѣйствительно, эта Орлеанская дѣва что-то ужъ очень много ныла. Монологи длинные, предлинные... Но какъ-же спать-то!

-- Да не спалъ я... Брось... Бордо будетъ по дорогѣ...-- разсказывалъ Николай Ивановичъ.-- Это откуда къ намъ бордосское вино идетъ. Бордо... Бордо -- большой городъ во Франціи. Я читалъ про него. Торговый городъ. Виномъ торгуютъ. Вотъ-бы намъ гдѣ остановиться и посмотрѣть.

-- И думать не смѣй! Съ какой стати? Поѣхали въ Біаррицъ, такъ прямо въ Біаррицъ и проѣдемъ.

-- Всемірный винный городъ. При громадной рѣкѣ городъ... У насъ билеты проѣздные дѣйствительны на пять дней. Остановились-бы, такъ, по крайности, настоящаго бордо попробовали.

-- А я вотъ винныхъ-то этихъ городовъ и боюсь, когда съ тобой путешествую. Бордо... Пожалуйста ты эту Борду выкинь изъ головы.

-- Да вѣдь я ежели говорю, то говорю для самообразованія. Путешествіе -- это самообразованіе...-- доказывалъ Николай Ивановичъ.

Часы по парижскому времени показывали девять часовъ тридцать пять минутъ. Кондукторъ провозгласилъ приглашеніе садиться въ вагоны и сталъ захлопывать дверцы вагоновъ, запирая ихъ на задвижки. Раздался свистокъ оберъ-кондуктора. Ему откликнулся паровозъ, и поѣздъ тронулся.

Глафира Семеновна перекрестилась.

-- Давнишняя моя мечта исполняется. Я ѣду въ Біаррицъ на морскія купанья.

III.