Под кардинальской мантией

Если бы мне не удалось достигнуть цели таким способом - вследствие ли бдительности трактирщика или по какой-либо другой причине - то я все еще мог добиться своего. Я мог отъехать от деревни на расстояние мили или около того, привязать свою лошадь в лесу и пешком возвратиться к деревянному мостику. Оттуда я мог следить за садом и передними окнами замка, пока время и случай не дадут мне возможности, которой я искал.

Таким образом, мой путь был для меня ясен, и когда бездельник грубо крикнул мне снизу, что уже шесть часов и что мне пора ехать, я не полез в карман за ответом. Я ответил сердитым тоном, что я готов, и после приличного промедления, забрав седло и дорожные мешки, я спустился вниз.

При свете холодного утра общая комната гостиницы имела еще более грязный, непривлекательный и убогий вид. Хозяйки не было видно. На очаге не горел огонь. Для меня не было приготовлено ничего. Даже прощальная чаша не ждала меня, чтобы согреть мое сердце.

Я оглянулся, вдыхая запах копоти, сохранившийся с вечера, и досада взяла меня.

- Вы, кажется, хотите отпустить меня с пустым желудком? - сказал я, притворяясь более рассерженным, нежели был на самом деле.

Хозяин в это время стоял у окна, наклонившись над парою старых, потрескавшихся сапог, которые он щедро мазал жиром.

- Мадемуазель не заказывала для вас завтрака, - насмешливо ответил он.

- Ну, да, впрочем, это неважно, - надменно сказал я. - В полдень я уже доберусь до Оша.

- Это как знать, - ответил он, опять усмехнувшись.

Я не понял этого замечания. Мои мысли были заняты другим, и я, отворив дверь, вышел из комнаты, чтобы пройти на конюшню. Но тут во мгновение ока я все понял. Холодный воздух, пропитанный лесными испарениями, пронизывал меня до костей, но не он вызвал дрожь в моем теле. Снаружи, на улице, стояли два всадника. Один из них был Клон; другой, державший на поводу неоседланную лошадь (мою лошадь), был тот парень, которого я видел однажды в гостинице, здоровенный, грубый малый с большой кудлатой головой. Оба были вооружены, а Клон, кроме того, был в сапогах. Его товарищ был бос, но к одной ноге у него была привязана заржавленная шпора.

При первом взгляде на них в моей душе возникло опасение, которое и заставило меня задрожать. Но я ничего не сказал им. Я вернулся назад и затворил за собой дверь. Хозяин в это время надевал свои сапоги.

- Что это значит? - хриплым голосом спросил я, хотя я отлично понимал, что они затевают. - Зачем эти люди здесь?

- Приказано, - лаконически ответил он.

- Кем приказано? - продолжал я.

- Кем? - повторил он. - Ну, сударь, это уж мое дело! Довольно вам знать, что мы поедем с вами. Мы должны убедиться, что вы уехали отсюда.

- А если я не захочу уехать? - воскликнул я.

- Вы захотите, - спокойно возразил он. - Теперь у нас в деревне нет чужих людей, - добавил он с многозначительной улыбкой.

- Что же, вы намерены упрятать меня? - воскликнул я с яростью.

Но за этой яростью скрывалось нечто другое: не назову это страхом, потому что храбрые не знают страха, но нечто, очень близкое к нему. Мне всю жизнь приходилось иметь дело с грубыми людьми, но эти три негодяя имели зловещий вид, который пугал меня. Вспоминая о темных тропинках, узких ущельях и крутых спусках, по которым нам предстояло ехать, я начинал трепетать.

- Упрятать вас, мосье? - равнодушным тоном повторил он. - Это зависит от того, как смотреть на вещи. Одно во всяком случае несомненно, продолжал он, поднимая аркебузу и ставя ее прикладом на скамью, - если вы вздумаете оказать нам малейшее сопротивление, мы будем знать, как положить ему конец, здесь ли, или на дороге, все равно.

Я глубоко вздохнул, но близость угрожавшей мне опасности вернула мне самообладание. Я переменил тон и громко засмеялся.

- Так вот ваш план? - сказал я. - В таком случае, чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше. И чем Скорее я увижу Ош и ваши спины, тем будет для меня приятнее.

- Мы готовы следовать за вами, мосье, - сказал он.

Я не мог удержаться от легкой дрожи. Его необычная вежливость беспокоила меня больше, чем все его угрозы. Я знал этого человека и все его привычки и понимал, что у него на уме что-то дурное.

Но у меня не было пистолетов, и, имея только шпагу и кинжал, я знал, что всякое сопротивление в данный момент будет бесполезно. Поэтому я пошел вперед, а хозяин последовал за мною, неся мое седло и мешки.

Улица была пуста, и, за исключением двух всадников, которые сидели в своих седлах, мрачно глядя перед собою, никого не было видно. Солнце еще не взошло, и в воздухе чувствовалась сырость. От серого облачного неба веяло холодом.