Под кардинальской мантией

- Нет, ничего, - сказал я. - Но я пойду с вами. И если вы будете живы через три месяца, то за такие слова я вас убью позади казарм Оша, господин капитан.

Он побледнел, но ответил довольно смело:

- Не знаю, пойдете ли вы с нами. Это еще нас надо спросить.

- Я имею инструкции кардинала, - внушительно возразил я.

- Инструкции кардинала? - повторил он, взбешенный частым повторением этого слова. - Да пусть ваш кардинал...

Но лейтенант остановил его.

- Тс-с... - сказал он. - Простите, капитан, но речь - серебро, молчание - золото. Приказать людям строиться?

Капитан молча кивнул головой.

Лейтенант обернулся к пленнику.

- Возьмите его! - скомандовал он своим монотонным голосом. - Наденьте на него рубашку и свяжите ему руки. Вы, Поль и Лебрен, стерегите его. Мишель, возьми с собою бич, иначе он позабудет его вкус. Сержант, отбери четырех расторопных парней, а остальных распусти по домам.

- Взять с собою лошадей? - спросил сержант.

- Не знаю, - сердито ответил капитан. - Что говорит этот негодяй?

Лейтенант подошел к несчастному.

- Послушай! - крикнул он. - Кивни головой, если захочешь сказать "да", и покачай ею, если захочешь сказать "нет!" И смотри, отвечай правду. Будет до того места больше мили расстояния?

Они ослабили веревки, которыми был скручен несчастный, и прикрыли его спину. Он стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал; по его впалым щекам катились крупные капли пота, его глаза были закрыты, и дрожь время от времени пробегала по его телу. Лейтенант повторил свой вопрос и, не получая ответа, вопросительно оглянулся на капитана. Капитан понял его взгляд.

- Отвечай, слышишь ты, скотина? - неистово закричал он и изо всей силы ударил хлыстом полубесчувственное существо по спине.

Эффект был магический. С криком страдания Клон мгновенно выпрямился, вытаращив глаза и судорожно дыша. Затем он снова прислонился к стене, и его рот исказился судорогой, а лицо покрылось свинцовою бледностью.

- Черт возьми! - пробормотал капитан. - Мы, кажется, слишком далеко зашли с ним.

- Принесите вина! - скомандовал лейтенант. - Скорее!

Весь горя негодованием, я смотрел на эту сцену. Но к моему негодованию примешивалось и другое чувство. Если Клон, думал я, поведет их к тому месту, где прячется господин де Кошфоре, и им удастся захватить его, то это знаменует собой конец тому делу, в котором я участвовал. Я мог сбыть его с плеч и оставить деревню, когда мне будет угодно. Я мог надеяться, что кардинал, достигнув своей цели, хотя и помимо меня, не откажет мне в помиловании, и, соображая все это, я раздумывал, не лучше ли, чтобы мадам не узнала всей правды. Предо мною пронесся образ исправившегося Беро, чуждого игре и Затону и, быть может, завоевывающего себе имя в итальянской войне, а потом... Фи!.. Какие глупости!..

Как бы то ни было, какой бы оборот ни приняло дело, для меня было существенно важно присутствовать при захвате де Кошфоре. Я терпеливо ждал, пока они оживляли свою полумертвую жертву и готовились к выступлению.

Все это заняло довольно много времени, так что солнце уже зашло и на землю надвигался вечерний сумрак, когда мы выступили в путь: Клон впереди, поддерживаемый двумя своими стражами, а мы с капитаном - сзади, голова в голову, подозрительно глядя один на другого; лейтенант с сержантом и пятью драгунами замыкали шествие. Клон медленно продвигался вперед, время от времени издавая стоны, и, если бы его не поддерживали солдаты, давно упал бы на землю.

Он прошел мимо двух смежных с гостиницей домов и направился по узенькой, едва заметной тропинке, которая тянулась позади деревенских домиков и затем углублялась в самую глухую и дикую часть леса. Один человек, пробравшийся когда-нибудь через чащу, мог проложить этот след, или, может быть, эту тропинку проложили свиньи, дети... Это была первая мысль, пришедшая нам в голову, и она побудила нас быть настороже. Капитан нес в руке пистолет со взведенным курком, я же обнажил шпагу, и чем темнее становилось в лесу, тем осторожнее мы подвигались вперед, пока наконец, чуть не споткнувшись от неожиданности, не очутились на более широкой и светлой дороге.

Я оглянулся кругом и, увидев позади себя вереницу елей, а впереди деревянный мост и большой луг, закутанный серым холодным ночным сумраком, остановился с изумлением. Мы были на хорошо мне знакомой дороге к замку. Я содрогнулся при мысли, что он ведет нас туда, в самый дом, к мадемуазель...

Капитан также узнал место и издал громкое проклятие. Но немой, не обращая на нас внимания, продолжал идти вперед, пока не достиг деревянного мостика. Тут он остановился и посмотрел на темные очертания дома, едва различаемые в темноте, и на слабый свет, печально мерцавший в западном флигеле. Когда мы с капитаном подошли к нему, он поднял руки, как будто ломая их.

- Берегись! - зарычал на него капитан. - Не вздумай над нами шутить.