Операция произвела такое впечатление на абверовских начальников Бекера, что ему порекомендовали завербовать новых агентов, и побольше, что он и сделал — вернее, сделал Вайкери. К концу 1940 года Карл Бекер возглавлял организацию из дюжины агентов; большинство работало на него, но некоторые направляли информацию непосредственно в Гамбург. Никого из них не существовало на самом деле: это были детища воображения Вайкери. Вайкери внимательно следил за тем, чтобы его питомцы жили полноценной жизнью, и они влюблялись, вели какие-то дела, сетовали на нехватку денег, у них разрушались дома и гибли друзья при бомбежках. Вайкери даже позволил себе «арестовать» нескольких — ни одна сеть, действующая во враждебной стране, не может быть застрахована от провалов, и если бы этой сети слишком везло, то у сотрудников абвера могли бы возникнуть подозрения. Это была головоломная, крайне утомительная работа, требующая постоянного внимания к мельчайшим деталям, но Вайкери она бодрила и опьяняла, он радовался каждой минуте, уделяемой операции.
Лифт снова не работал, и поэтому Вайкери пришлось спускаться из святилища Бутби в архив по лестнице. Едва открыв дверь, он был поражен атмосферой помещения: там пахло рассыпающейся бумагой, пылью, и ко всему этому примешивался резкий запах плесени, поселившейся на сырых стенах подвала. Комбинация запахов напомнила ему об университетской библиотеке. Папки стояли на полках стеллажей и в застекленных шкафах, громоздились стопками на холодном каменном полу, а рядом тут и там лежали сколотые пачки бумаги, еще не достигшие объема, позволявшего досье обзавестись собственной папкой. А среди всего этого перемещались три привлекательные девушки — ночная смена сокращенного состава. Они вполголоса переговаривались между собой на канцелярском жаргоне, который Вайкери с трудом понимал, да и то с пятого на десятое. Девушки, которых в штаб-квартире МИ-5 величали архивными королевами, казалось, совершенно не подходили к полутемному помещению, заваленному бумагами. Вайкери внутренне настроился увидеть, завернув за угол, нескольких монахов, сидящих за тяжелыми столами и читающих при свечах старинные манускрипты.
Его передернуло. Помилуй бог, да ведь здесь холодно, как в склепе. Он пожалел, что не надел свитер. А еще можно было принести с собой чего-нибудь горячего, чтобы попить. Здесь находилась вся закрытая для непосвященных история секретной службы. Вайкери обвел взглядом горы папок, и вдруг его как будто ударило: после того как он уйдет из МИ-5, здесь навечно останутся записи о каждом сделанном им шаге. Он сам не мог понять, раздражала его эта мысль или, напротив, утешала.
Вайкери вспомнил об оскорбительных замечаниях Бутби на его счет, и его снова передернуло, на сей раз от гнева. Вайкери был чертовски хорошим офицером и чертовски хорошо вел работу по «двойному кресту». Даже Бутби не рискнул бы отрицать это. Он был убежден, что, прежде всего, обязан успехом своему образованию историка и образу мыслей, которые как ничто иное подходили для его нынешней работы. Ведь историкам часто приходится действовать методом конъектуры — идти к созданию цельной, логически обоснованной картины путем сведения воедино мелких, достаточно неопределенных и даже не связанных между собой, на первый взгляд, деталей и подстановки недостающих звеньев. «Двойной крест» очень походил на конъектурное реконструирование, только наоборот. Работа руководителя операции «двойного креста» заключалась в том, чтобы дать немцам определенное количество разрозненных, несводимых воедино деталей, работая с которыми они достигнут результата, запланированного организатором игры. Организатор должен быть крайне осторожен в обращении с данными, которые пускает в дело. Они должны являть собой скрупулезно составленную смесь фактов и вымысла, правды и тщательно подобранной и замаскированной лжи. Придуманные шпионы Вайкери должны были прилагать очень много усилий для добычи информации. Разведывательные данные следовало скармливать немцам крохотными, порой лишенными видимого смысла порциями. Они должны быть связаны с личностью и прикрытием шпиона. Например, водитель грузовика из Бристоля не мог ни с того ни сего раздобыть украденные в Лондоне документы. И ни одно донесение не должно было казаться чересчур хорошим, ибо то, что слишком легко дается, может быть с той же легкостью отвергнуто.