Под кожей – только я

Ульяна Бисерова Под кожей — только я

***

— Что-то не так.

— Всё под контролем.

— Нет, что-то не так. Трансляция сбоит.

— Заткнись и займись делом. Проверь датчики и клеммы.

Голоса сталкиваются, мечутся по комнате, вонзаясь в висок, как стальная игла. Хочется отмахнуться, как от назойливой мухи, но рука превратилась в обломок скалы. Не чувствую ничего, кроме прохладной и твердой поверхности кушетки. И легкого щекочущего холодка где-то на загривке. Сердце сонно гонит кровь по венам — кажется, от одного удара до другого проходит целая вечность. В ушах нашептывает нездешнее море.

— Давление и пульс нестабильны.

Слепяще яркий свет пробивается даже сквозь сомкнутые веки. Хочется открыть глаза или, наоборот, зажмуриться сильнее, пока не поплывут красные круги, но сил не хватает даже на это. Тревожный запах стерильной чистоты. Так пахнет только в клиниках.

— Он что, в сознании?! Эй, парень!

— Ты сбрендил? Обычный поток сознания. Следи, чтобы шла фиксация.

Как я здесь оказался? Кто эти люди? Вчера… Что же было вчера? Не помню… Как же так? Совсем не помню. Зато зачем-то помню, как в детстве учился кататься на велосипеде. После дождя, который прошел накануне, в саду было сыро и ветрено. Кто-то из взрослых — не помню кто, но точно не отец — придерживал сиденье. Переднее колесо виляло, и велосипед страшно кренился то вправо, то влево. Я уже сбил колени, но не сдавался из-за сердитого упрямства. Так хотелось вырваться из-под опеки, разогнаться до свиста ветра в ушах. Крикнуть: смотри, я сам! Я закусил губу и поднажал, дорожка пошла под уклон, велосипед мелко задрожал, будто вот-вот развалится на части. Я будто одеревенел. И через мгновение свалился в кусты акации, ощетинившиеся голыми ветками. Когда открыл глаза, увидел пролетающий в пронзительно синем небе птичий клин… Кстати, интересно: если птице вживить разум человека, она сможет решать математические задачки, но уже вряд ли выстроит путь из Африки к местам гнездовья без навигатора. Да и вообще не встанет на крыло. Чтобы взлететь, надо верить, что тебе это по силам, что воздух удержит и ты не рухнешь камнем вниз…

— Что он плетет?

Мысли путаются. Наверное, мне вкачали слишком маленькую дозу наркоза, и я проснулся посреди операции. Наверное, я умру от болевого шока.

— Сколько ты вколол?

— По инструкции.

Как они слышат мои мысли? Или я разговариваю вслух? Почему я не слышу звука собственного голоса? Мозг превратился в трусливо подрагивающий студень. Хотя это, кажется, как раз в рамках нормы… Интересно, а если, наоборот, птичий разум вживить в тело человека, преодолеет ли он земное притяжение одной лишь силой мысли? Будет подпрыгивать на земле, нелепо размахивая руками, или поднимется на крышу самого высокого небоскреба в городе, чтобы поймать попутный ветер?.. Что за бред. Похоже, дела мои совсем плохи…

Где-то хлопают двери, слышны звук быстро приближающихся шагов и взволнованные голоса.

Небо — далеко. И я — не птица. Или?.. В глазах медленно темнеет, как в старом фильме. Только где-то по краям, на периферии, пылают огненные дуги.

— Остановка сердца.

Часть первая. Лука

Когда пешка доходит до восьмого квадрата, игрок имеет право выбрать фигуру — независимо от того, была ли эта фигура ранее утрачена в игре или нет, — и пешка станет этой фигурой со всеми ее свойствами или решением игрока останется пешкой.

Вильгельм Стейниц. Введение в современные шахматы

Глава 1

— Эй, Снежинка!

Один из каменщиков, сгребающих лопатами бетонное крошево, устало распрямился. С расстояния в двадцать шагов подросток в заскорузлой от грязи и стылой февральской сырости робе казался нахохлившейся болотной птицей. С мрачной радостью Хьюго заметил, что после вчерашней драки кровоподтек под левым глазом Луки налился сизой спелостью. Впрочем, и для самого Хьюго потасовка прошла не без потерь — рассеченная губа распухла, отчего он теперь пришепетывал еще заметнее, чем обычно. Ну да ничего, сейчас крысёныш получит сполна, мысленно усмехнулся он.