Под кровом Всевышнего

Вдруг утром в палату вошёл Иван Петрович: «Ну, кому нужна моя помощь?» — весело спросил он. «Ой, меня перевяжите! Меня перебинтуйте, пожалуйста!» — послышались голоса. И хирург тут же принялся за работу. Он все четыре дня добровольно приходил в больницу, обходил все корпуса, все отделения. Одних он перевязывал, другим давал лекарство, третьим поправлял постель. Он знал, как тяжело лежать без помощи недвижимому человеку. Когда Иван Петрович прощался до следующего дня, то вслед ему неслись радостные голоса тех, кому он облегчил страдания: «Да вознаградит вас Бог!», «Спасибо, дай вам Бог здоровья и счастья!» Все в больнице знали, что Иван Петрович — верующий человек. И все его уважали, любили.

В конфессиях никто не разбирался. Но мне было совестно за православный медперсонал. Все они оправдывались тем, что была Пасхальная неделя, в которую якобы грех работать. Но разве совесть их не тревожила? Как могли они наслаждаться праздником, зная, что стонут и плачут те, которым они при желании могли бы помочь?

А Иван Петрович, возвращаясь весенним тёплым вечером домой, хотя и был до крайности усталым, но чувствовал тишину в сердце: ведь весь день он провёл рядом с возлюбленным своим Христом, наставляющим его облегчать страдания.

На четвёртый день в палату зашёл сам главврач Вишневский. Он вежливо осведомился о здоровье каждой из больных, а подходя ко мне, сказал:

— Тут у меня бриллиантик лежит... Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — ответила я. (Все остальные жаловались на своё болезненное состояние).

— Хорошо? — удивился Вишневский. — А живот не болит разве?

— Очень болит! Но ведь ему ещё полагается болеть. Так что ж на него жаловаться?

— Да, если настроение весёлое — значит, хорошо, — задумчиво сказал хирург и тихо вышел.

«Как Вишневский вас назвал?» — спросили больные. Они решили, что директор, видно, получил от нас огромную сумму денег за операцию. А в те годы медицина была бесплатной, даже операции. Да родные мои никому заранее и не давали денег, так как все хлопоты взял на себя бескорыстный Иван Петрович. Царство Небесное тем, кто вернул мне здоровье — Ивану и Александру!

Снова в родном доме

Недели через две после операции меня привезли домой. Почему-то привезли меня не сразу на квартиру, где находились мои дети, а сначала в родительский дом, где жили мои старички, где протекло моё детство. Видно, родные боялись, что я сразу возьмусь за хозяйство, а мне надо было ещё отлежаться. Все равно домашний уют, знакомая обстановка, иконы, лампады и тишина отцовского кабинета, где так много за меня было прочитано канонов и молитв, — все это несказанно радовало. Как хорошо, что я вернулась к жизни!

Я целовала мамочку, переживавшую за меня больше всех. Она говорила: «Я так боялась, что ты умрёшь. Ведь я сама вынесла в жизни не одну, а семь операций, знаю, что это такое! Мне скоро семьдесят лет, я уже не смогу вырастить твоих детей, я очень слаба. Ну, Господь помиловал, только поберегись пока, а то шов разойдётся — и конец!»

Я сидела между отцом и матерью, благодарила их за заботы, ласкала моих старичков. Я ждала, что к ним в этот вечер приедет Иван Петрович. Я рассказывала, как этот хирург неотступно дежурил около меня после операции, рассказывала о его мировоззрении и наших с ним беседах. Я просила папочку постараться открыть Ивану Петровичу преимущества нашей православной веры, сделать это осторожно и тонко, чтобы не обидеть нашего благодетеля. Папочка мой говорил: «Не беспокойся, дочка. У нас в христианском студенческом кружке были члены всех конфессий. Мы все уважали веру друг друга, проявляли одинаковую любовь как к католикам, так и к лютеранам и протестантам».

В тот день должен был приехать на квартиру к старичкам и мой дорогой супруг. Как он встретится с хирургом-евангелистом? Ведь я про все, про все описала моему батюшке в листочках, которые передавали ему от меня те, кто меня посещал. А самого батюшку своего дорогого я не видела уже очень давно, ужасно соскучилась по нему.

Иван Петрович приехал первым и сидел в кресле у папы в кабинете, где они мирно беседовали. Мамочка готовила чай. Наконец позвонили в дверь. Я открыла — мой батюшка! Он, радостно улыбаясь, спросил:

— Боюсь дотрагиваться до тебя... Как ты теперь?

— Ничего! — мы обнялись осторожно, поцеловались. -Здесь Иван Петрович. Уж ты поблагодари его...

— Где он?! Где Иван Петрович? — громко сказал Володя, почти вбежал в кабинет и кинулся на шею хирургу, который встал навстречу батюшке. Супруг мой обнимал и целовал врача, жал ему руку, без конца благодарил: — Спасибо! Спасибо, мой дорогой! Вы вернули мне жену, а детям нашим — мать! Спасибо!

И все пошли к столу, счастливые, сияющие.