Под кровом Всевышнего

— Вот видите — бывают! — радовалась Ольга Николаевна. — Давайте его спасать!

И врачи решили взять у меня из вены кровь и влить ее больному Коленьке.

Больше рвота не повторялась, Коля начал питаться. Володя пришел и с радостью предложил вливать сыну свою кровь вместо моей. Я была сама уже истощена и измучена. Итак, Володя целую неделю отдавал ребенку полный шприц своей крови, которую тут же вливали малышу. И ребенок зашевелил ручками, ножками, начал подавать голосок. Через неделю он однажды сильно кричал. Оказалось, что заболело ухо. Но несколько уколов антибиотиков прервали воспаление, малыш стал поправляться. Прошло дней семь, и малыш наш начал поднимать головку.

— Что Вы делаете? — закричала врач-старушка, когда увидела, что Коля садится, ухватившись за мои пальцы.

— Он сам садится, — радовалась я.

Тогда нас решили выписать домой. Когда Коленька уже поправлялся и спал крепко и подолгу, я решила осмотреть больницу. Я заглядывала через стеклянные окошечки в палаты изоляторов, где лежали тяжелобольные дети. Подойдя к сестре, я спросила:

— А где лежит у вас тяжелобольной ребенок Дьяконов, о котором вас беспрерывно спрашивают по телефону? И поздно вечером, и чуть свет вы сообщаете врачам прежде всего о его здоровье. Сейчас эти звонки стали реже. А что с Дьяконовым? Он жив еще?

Сестры обомлели от моего вопроса. Они смотрели на меня, как на сошедшую с ума и переглядывались молча.

— И чему вы удивляетесь? — продолжала я. — Я тоже удивлялась, что о моем ребенке ни один врач ни разу не спросил. Или они махнули на нас рукой, отчаялись?

Наконец, сестра ответила:

— Да ведь это о Вашем Коленьке, о сыночке Вашем беспрестанно справлялись!

— О моем? Тогда почему вы иной раз отвечали по телефону, что Соколов у вас в списке больных не числится?

— Потому что у нас не было больного ребенка Соколова.

— Да ведь мы-то с Колей — Соколовы!

— Как Соколовы? У нас все дела на Вашего ребенка записаны, как на Дьяконова! И Вы всегда откликались, когда мы Вас звали «Дьяконова».

— Да, я к этому привыкла. Должность мужа моего — дьякон, потому и нас с сыном тут сразу стали звать — дьяконовы.

Слава Богу! Все хорошо, что хорошо кончается. Мы понесли с Володей домой нашего ненаглядного крошку, в сердцах воспевая хвалу Всевышнему: «Слава прославляющему святыя Своя!». Да не отчаиваются православные среди тяжелых болезней, ибо есть на Небесах заступник перед Богом — врач и целитель святой великомученик Пантелеймон.

Помощь святителя Николая

Пережив болезнь первенца и чудо Божьего милосердия, мы с Володей стали серьезнее. Мы поняли, что не от нашего старания зависит жизнь ребенка, но от воли Всевышнего. Если захочет Он — дитя будет жить, хоть и поболеет, а прогневаем мы Господа — Он вправе наказать нас… Так, стало быть, главное — не преступать воли Божьей, помнить Его заповеди, соблюдать их. А Спаситель говорил: «Кто любит отца, мать или жену, или дитя более Меня — тот Меня недостоин». А мы видели, что Коленька занял первое место в наших сердцах, что к нему мы слишком привязаны, что так нельзя, что надо спокойно относиться к его крику, к его требованиям… Нам говорили, что когда появляется второй ребенок, то родители делаются равнодушнее и терпеливее к крикам детей. Тогда мы решили завести второе дитя. Со смиренным сознанием своей вины перед Богом, с твердым упованием на Его милосердие, с терпеливой покорностью Его святой воле — с этими чувствами понесла я вторую беременность.

Мы не учитывали обстоятельств жизни: крохотная (пять квадратных метров) комнатушка без двери с тремя окнами; домишко гнилой, ветер гуляет по комнатам, пеленки сушить негде; на улице мороз, а в комнатке нет теплой печной стенки, в кухне у русской печи все всегда завешено. Василий ворчит (у них уже второй ребенок), через фанерную перегородку слышны не только крики, но и все разговоры, все окрики, вся ругань жены на пьяного мужа. Василий «экономит» тепло, закрывает тягу голландки, когда синие огоньки еще бегают поверх раскаленных углей. А мои родители — химики, они мне объяснили, что синий огонек — это угарный газ, надышавшись которым, человек теряет сознание и умирает. Да, мне часто бывало душно. Когда не было Варвары и детей, тогда я часто открывала форточку. Но при детях форточку открывать не давали, от духоты — хоть умирай, а беременным всегда душно. Спорить с домашними нельзя — испортишь отношения. Но Бог вразумил меня хитрить. Благо, что Василий часто выходил покурить и за другими делами. Я тут же вставала на стул и приоткрывала две закоптелые черные заслонки. Руки грязные — но зато тяга в трубу открыта, газ уходит. Но надо помнить, не забыть через полчаса опять прикрыть заслонки, а то печь быстро остынет. Бывало, забуду, закрою поздно, а Василий вечером дивится: «Что такое? Сколько дров спалил, а печь холодная». А мой трюк ему и в голову не приходил.