Под крыльями — ночь

По прибытии к месту назначения мы узнали, что полк уже почти полностью укомплектован личным составом. Нас обрадовало, что здесь было много летчиков нашего Управления международных воздушных линий. Встретили несколько знакомых и из других управлений ГВФ. Все мы были зрелые люди, опытные летчики, летавшие и днём и ночью, в любых метеорологических условиях. Часть экипажей прибыла из строевых частей военной авиации — преимущественно молодежь, недавние выпускники лётной школы.

Сразу после приезда мы отправились на аэродром. Там стояли новые, неизвестные нам двухмоторные двухкилевые самолеты одного еще молодого конструктора.

Нам предстояло освоить их, летать на этих машинах на боевые задания.

К понятию «освоить» я отнесся с довоенной меркой. Помню, к нам в часть на смену устаревшим самолетам ТБ-3 прибыли новые, удобообтекаемые, серебристые ДБ-3. Еще не садясь в кабину, мы уже были на седьмом небе, так они нам понравились. Но когда началось изучение этих самолетов, мы постепенно, небо за небом, снижались, пока снова не оказались на матушке-земле. Около шести месяцев продолжалось обучение, а полеты производились только условно. И когда пришла пора летать, восхищение сменилось равнодушием. Как бы и в этот раз не повторилась та же история.

Сделав поправку на военное время, я решил, что для освоения машины должно хватить месяца. Но не тут-то было. Едва мы представились командиру эскадрильи, он спросил:

— Почему опоздали?

— Как опоздали? — удивился я. — Мы только что с поезда.

— Самолет изучили?

— Впервые видим.

— Ну, всё равно. Вот вы, — командир указал на меня, — садитесь в самолет.

Я занял пилотское место в кабине. Командир показал рычаги, кнопки, приборы, объяснил порядок пользования ими на взлёте и посадке, заставил повторить, проделать некоторые манипуляции, потом спросил:

— Всё понятно?

— Вроде понятно, — неуверенно ответил я.

— Никаких «вроде». Я спрашиваю: понятно или нет?

— Так точно, понятно, товарищ капитан!

— Тогда запуск моторов и — в воздух.

«Как, — подумал я, — и это всё обучение? Да я еще даже не осмотрелся как следует».

Моторы запущены. Командир сел в переднюю штурманскую кабину, воткнул ручку управления, и мы пошли на взлёт. Два провозных — и я пошел самостоятельно. Вот и всё обучение. Остальное доводи сам.

Пришлось доводить.

Самолет мне в общем понравился. С точки зрения аэродинамических качеств это была прекрасная машина, очень устойчивая, летучая, но со множеством недостатков.

Главный из них заключался в том, что моторы не обладали необходимой мощностью. К сожалению, машина не прошла всех испытаний в воздухе. Над нею еще предстояло работать и работать.

На некоторых самолетах самопроизвольно загорались моторы, и экипажу приходилось выбрасываться на парашютах. Аварии будто бы происходили потому, что пластинчатая контровка гаек, которыми выхлопной коллектор прикреплялся к мотору, была ненадежной: гайки от вибрации в полете отвинчивались, пламя пробивалось в щель, лизало блок, и мотор загорался. Так ли это или иначе, но потерь было много.

Полком командовал полковник Новодранов — рослый, плотный человек с мужественным лицом и резкими движениями. Его заместителем и другом был полковник Щеголеватых. У обоих за плечами — Испания, Халхин-Гол, оба участвовали в финской кампании. Опытные боевые командиры, чья дружба для многих из нас служила примером.

Освоив машину, мы перелетели в другой город. На маршруте у меня сильно грелся правый мотор. Причину я так и не выяснил, и меня это сильно беспокоило. Техники никаких отклонений от нормы при осмотре не обнаружили.

На новом месте дислокации мы рассредоточили самолеты по окраине аэродрома. Наша третья эскадрилья располагалась почти в степи. Полетов проводилось очень мало, но личный состав должен был весь день неотлучно находиться у самолетов.

Стояла нестерпимая июльская жара. Утром нам привозили двухведёрный бак воды, но его хватало лишь до обеда, и мы страдали от жажды. А еще мы страдали от безделья.

Шла кровопролитная война. Радио передавало неутешительные вести с фронта. Появилась песня «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…», мелодия и слова которой пробирали до слез. Мы места себе не находили. Надо действовать, действовать! Надо летать, разить врага, а мы сидим под крылом самолета и изнемогаем от жары.