Под крылом судьбы

В больницу к отцу приезжали люди в штатском. Можно по-разному воспринимать людей в костюмах, в свитерах, рубашках и футболках, но «люди в штатском» воспринимаются одинаково, с тревогой и некоторой брезгливостью. Им, наверное, на работе наряду с мундиром выдают и «штатскую» форму. Нас попросили освободить палату («для проведения процедур») и увели в противоположный конец отделения, заперев в комнате для медсестер. Участливая санитарка, умоляя держать информацию в строжайшем секрете, шепнула, что приезжал «Сам». На нас с мамой это не произвело никакого впечатления.

В один из дней, отправив маму домой, я осталась подежурить возле папы. Его неподвижное тело, застывшая мимика на лице и только чуть заметное дыхание не оставляли надежды на контакт. Я искренне надеялась, что он, пребывая в себе, чувствует, что рядом с ним – единственная и любимая дочь.

Я не первая и не последняя проходила через это. Миллионы людей побывали в такой ситуации и, наверное, прекрасно поймут состояние, в котором я находилась.

Сидя рядом с папиной кроватью, я вспоминала свою жизнь – день за днем, месяц за месяцем…

… Незадолго до папиной болезни Антон окончательно покинул меня. Не было ни слез, ни скандалов, ни жалких упреков о загубленной жизни. Все прошло просто, скучно, по-деловому, как умеет делать только Антон. Он позвонил, предложил встретиться, поговорить. Конечно, я догадывалась, о чем пойдет речь, но, честно говоря, не хотелось в это верить. – Не хотел тебе мешать, – пожал плечами сын. – Но он все равно ушел.

Я не любила Антона, не любила никогда, мы оба знали об этом. Но все равно было больно, не потому что муж уходил от меня (я давно мысленно с этим согласилась), а потому, что меня бросали как ненужную, использованную вещь. Я знала, что Антон тоже не любил меня. Но эта мысль его не терзала, потому что он не любил и вряд ли когда-нибудь узнает, что значит любить. Раньше я подходила ему, как гайка винтику, закручивалась и не расслаблялась. Теперь не подхожу. По разным причинам, вы знаете о них.

Когда мы встретились, Антон был спокоен и тверд, как бурильная установка.

– Думаю, у тебя не вызовет негодования мое решение уйти окончательно, – сказал он.

– Не вызовет. – Я была так же спокойна и тверда, скальная порода.

– Нам надо решить некоторые формальности, – продолжал Антон.

В одном из романов простая формальность (по-моему, роман так и назывался) разрушила настоящую и красивую любовь. В нашем случае вся совместная жизнь была простой формальностью.

– Выбирай, что тебе больше подходит: дом или квартира?

На Антоне был отменно скроенный костюм, скрывавший его животик, так и не доросший до настоящего живота. Залысины на голове гордо демонстрировали отвоеванные территории, затемненные очки прятали кругленькие и подлые глаза; тщательно ухоженные ногти, холеные руки с любимой бриллиантовой печаткой выдавали в нем самца, только что вырвавшегося на свободу. Может быть, я не права, но именно так мне показалось в тот момент.

– Квартира, – ответила я.

– Ты уверена? – переспросил Антон. – Дом стоит дороже.

– Квартира, – повторила я.

– Я отказываюсь от своей доли в холдинге в твою пользу, мой отец уже подписал все интересующие тебя документы.

– Они меня совершенно не интересуют, – отозвалась я.

– Просто ставлю тебя в известность, – холодно проговорил мой теперь уже бывший муж.

Если Антон отказывается от своей доли, то положение у холдинга действительно хуже некуда.

– Хочу дать тебе совет… – заговорил Антон, но я оборвала его:

– Обойдусь.

– Рима, я не желаю тебе зла…

– Догадываюсь.

– Пойми, холдингу приходит конец. Если ты поговоришь с Олегом, то хотя бы что-то можно будет перевести в наличные, деньги тебе пригодятся. Мне они, как ты понимаешь, не нужны.

– Понимаю. Холдингу конец, значит, не нужна и я.

– Я не в силах и не имею желания тебя переубеждать.

– Все? – интересно, поинтересуется ли он сыном.

– Что ты скажешь нашему сыну?

– Что папа ушел от нас, – ответила я.

– Ты объяснишь ему почему?

– Постараюсь, – я пожала плечами.

– Я не думаю, что надо говорить все, это может его травмировать.

– Хорошо, я скажу ему… кое-что.

Наш диалог походил на бой фехтовальщиков, выпады и уколы. На лицах защитные маски.

– В таком случае расскажи и про свою нежность к Олегу и про слабость к бородатым художникам, – выдержка изменила Антону. Он применил запрещенный, подлый, мужской прием. Мерзость.

– Я подумаю об этом, – спокойно отозвалась я.

Антон напрягся – мое спокойствие его раздражало. Поделом.

– Хочу просить тебя не требовать алиментов, – снова заговорил он. – Думаю, ты понимаешь, что наш сын ни в чем нуждаться не будет. В свое время я отправлю его учиться в престижное учебное заведение.

– А меня? – заинтересовалась я. – В престижный монастырь для бывших министерских жен?

– Ты не ответила, – нахмурился Антон.

– Про алименты? Хорошо, я согласна.

– И еще один вопрос…

– Надеюсь, последний? – перебила я бывшего мужа.

– Продай мне магазин.

– Ни за что! – Не раздумывая, отказалась я. – Это мой магазин, я сама его создала.