Под крылом судьбы

«Я знаю, что уничтожить вас будет трудно, но в конце концов я загоню вас в крысиные норы» – так он сказал.

Дочь, я верю, он своего добьется, если… Не хочу, чтобы произошло непоправимое. Речь не идет о физическом устранении, его спецслужбы профессиональны и сильны, и маловероятно, что они допустят это. Никто и в нашей системе не посмеет посягнуть на это. Но есть много, к сожалению, очень много других методов, главные из которых – компрометация, очернение репутации, шантаж, подлог. Я предложил ему помощь, поддержку, но он отказался.

«Вы не нужны, все, что вы могли сделать, – сделано. Ваше время истекло. – И еще он добавил: – А время вашего зятя не наступит. Никогда».

Мы попрощались, не подав друг другу руки. Мое время действительно истекло. Я говорю тебе об этом с грустью и, наконец, со спокойствием. Но я добился главного: Антон нейтрализован, преследование Олега будет прекращено (президент твердо пообещал объективно разобраться в его деле). Я ухожу. Система не простит мне предательства. Вполне возможно, что меры против меня уже приняты. Нестерпимо болит голова.

Письмо окончено. Теперь я действительно спокоен. Лично тебе, маме, Олегу и моему любимому внуку ничто не должно грозить. Со мной вместе уйдут и проблемы. Скорее всего, Михалыч уедет, не удерживайте его. Теперь ты понимаешь, так надо, ради его безопасности.

Ничего не рассказывай Олегу. Не знаю, как сложатся ваши отношения, не буду загадывать, а тем более не буду советовать. Достаточно в своей жизни дал тебе советов.

Береги маму. Она достойная восхищения и подлинного уважения женщина. Я виноват перед ней и знаю, что недостоин прощения, но надеюсь на него.

Не забудь устроить внука в секцию рукопашного боя, это важно. Когда-нибудь, если сочтешь нужным, расскажешь ему обо мне.

Если тебе доведется встретить мать Олега, то подари ей букет полевых цветов, она терпеть не может розы.

Теперь ты свободна, и, надеюсь, твое счастье впереди.

Папа.

P.S. C тобой свяжется мой нотариус».

ОЛЕГ. Торг уместен

Родина, о встрече с которой я мечтал так долго, встретила меня равнодушным, суетливым и гудящим муравейником столицы. Дома и люди, машины и деревья были такими же, как и до моего отъезда. Никто не взглянул на меня, не бросился с радостным воплем на шею, телефон не дребезжал бесконечно и нудно. Я с жадностью вдыхал загрязненный и полупрозрачный воздух, с удовольствием рассматривал кучи мусора возле уличных урн, глядел на бомжей, на смеющихся девушек, на высматривающего что-то сквозь меня автоинспектора, на сверкающие витрины, искажающие отражение, и на огромные рекламные щиты, запугивающие обывателей перхотью.

Я вернулся! Наверное, это и есть счастье.

Михалыч, встретив меня в аэропорту, сначала долго и внимательно осматривал меня, а потом ласково, по-отечески обнял. Я чуть не прослезился.

– Рад видеть тебя, Олег, – обратился он ко мне по имени, без отчества. – Поехали.

Я еще не знал, где остановлюсь, но это не заботило, потому что есть Михалыч, и этим все сказано. Мы заговорили не сразу, надо было успокоить нахлынувшую волну впечатлений.

– Заедем к следователю, надо уладить кое-какие формальности, подписать бумаги, что не имеем претензий к органам, проводившим расследование, – буднично проговорил Михалыч, как будто мы расстались только вчера.

– Хорошо! – С сегодняшнего дня у меня нет никаких претензий ни к кому на свете: – А куда потом?

– Домой.

– К тебе, Михалыч?

– К тебе, – рассмеялся он. – По распоряжению администрации президента они вернули все личное имущество, включая дом, правда… – Михалыч замялся. – Взамен пришлось подарить фонду помощи милиции твой любимый джип. Могли бы ничего и не дарить, но в таком случае пришлось бы побегать за подписями, опять платить, вышли бы те же расходы. Я встретился с самым главным и договорился. Так и сказал ему: «Бабки ты с нас не возьмешь, испугаешься, по той же причине и мы ничего давать не будем, слишком громкое наше дело. Давай лучше официально: мы вам джип, вы нам – документы на дом».

– Михалыч, ты сохранил дом? – изумился я.

– Кроме компьютера – в нем компромат искали, столового серебра, видеокамеры, напольной вазы – ее разбили, и вытоптанных цветов. – Михалыч чуть заметно улыбнулся. – Еще поцарапана мебель в кабинете, порвано несколько книг из библиотеки – в них искали спрятанные деньги, повреждена мозаика в бассейне – понятия не имею, как они умудрились, в спальне на тумбочке остался след от затушенной сигареты и, что естественно, бар опустошен – надеюсь, он тебе и не понадобится.

– Михалыч, ты высший класс! – восхищенно воскликнул я. – А можно я у тебя спрошу… Ты только не обижайся.

– Ну спрашивай, – добродушно разрешил Михалыч.

– Скажи, почему мы на «ты»? Поверь, я этому только рад, но все-таки – почему?

– Я уволился, Олег, уезжаю, семья уже выехала, квартира продана, а эту машину оставляю тебе.

– Почему? – глупый вопрос, конечно, не оставаться же ему в несуществующем холдинге.