Под крылом земля

А лыжница уже неслась с горы, ловко лавируя между выступавших из-под снега елочек.

У меня пропало желание продолжать погоню. Признаться, я не был уверен, что догоню лыжницу.

И вот теперь, стоя на лестничной площадке, я досадовал на себя за то, что не сумел вовремя вспомнить этот эпизод. Но еще больше я жалел об этом позднее…

II

Когда я пришел в клуб, там уже подходил к концу концерт художественной самодеятельности.

В первых рядах сидели офицеры с женами и взрослыми детьми. Дальше — молодые стриженые солдаты, похожие один на другого в своих отутюженных гимнастерках с ярко надраенными пуговицами.

Мне помахал рукой капитан Кобадзе. Это был единственный человек, которого я успел немного узнать за две недели. Я временно жил у него в комнате.

Капитан Кобадзе был высок, худощав и казался сутуловатым. Смуглое лицо, длинный, с горбинкой нос, на верхней губе подбритые усики, а глаза, как два буравчика, — так и сверлят.

Я подошел.

— Алеша! Простин! — Кобадзе протянул мне руки, как старому приятелю. — Где ты пропадал, дорогой мой? Здесь столько хорошего говорили о нашем славном Сталинградском. Ну, с юбилеем тебя! — Но тотчас же его черные с изломом брови подскочили кверху. — Ах, черт возьми! — воскликнул он, отступая назад и с ног до головы осматривая меня. — «Как новый ангел в блеске новом!»

Звонкий голос капитана привлек внимание других. На меня теперь смотрели десятки веселых глаз. Вероятно, было заметно, что я не успел еще свыкнуться с новой для меня, только что сшитой по заказу офицерской формой.

— Ну, а теперь идем. Я держал для тебя местечко, — сказал капитан. — Только уже все заканчивается… Какая игра у Высоцкой! Вот бы ее к нам в самодеятельность, — капитан прищелкнул языком.

— Кто она?

— Сейчас тебя познакомлю.

Когда мы подошли, женщина с каштановыми тяжелыми косами, наклонив голову, изучающе посмотрела на меня. Открытое темно-лиловое платье оттеняло ее белое лицо и шею.

— Познакомьтесь, обожаемая Нонна Павловна, — оказал Кобадзе, представляя меня артистическим жестом, — лейтенант Простин, а иначе свет Алеша. Мой приятель и друг.

Он говорил еще что-то, но я не слышал, изумленный сходством этой женщины с известной киноактрисой, в которую когда-то я был тайно влюблен.

— Вы чудесно играли, — сказал я первую пришедшую на ум фразу и почувствовал, что не в силах взглянуть в большие и темные глаза Высоцкой. Ведь я не был на художественной части! Щекам моим стало жарко.

— Нонна Павловна была гвоздем нашей программы! — воскликнул Кобадзе. — Это абсолютно.

— Вы очень любезны, — улыбнулась Высоцкая. — Рада доставить вам удовольствие…

«Вот бы завести с ней роман», — подумал я и, улучив момент, тихонько спросил у Кобадзе:

— Кто она?

В это время распахнулся занавес, взметая золотистые пылинки, и неожиданно для всех на сцене появился командир полка полковник Молотков. Послышались аплодисменты. Полковник улыбнулся и, позвякивая многочисленными орденами и медалями, подошел к рампе. При ярком свете резко выделялись на его лице следы от ожогов.

Командир полка был Героем Советского Союза. Золотую Звезду он получил за мастерский удар по танковым колоннам Манштейна, пытавшимся прорваться на помощь армии Паулюса, окруженной под Сталинградом. В бою самолет полковника был сильно поврежден огнем зениток. Нужно было прыгать с парашютом, но Молотков продолжал вести полк к цели. Уже горящий самолет он провел над линией фронта и посадил на нейтральную полосу. Немцы стреляли из пулеметов, но полковник все-таки потушил пожар и спрятался в находившемся поблизости окопе. Ночью наши пехотинцы буквально на руках вынесли самолет из зоны обстрела.

Все это я узнал в первый же день, просматривая огромный альбом истории полка.

Когда все утихомирились, Молотков развернул лист бумаги.

— Только что получена телеграмма из армии, — произнес он и стал читать: — Поздравляю вас и личный состав части с годовщиной полка. В самый разгар… — тут голос полковника потонул в аплодисментах.

— В самый разгар Отечественной войны, — повторил он, когда шум утих, — была сформирована ваша часть, которая, выполняя приказ Родины и партии, успешно громила фашистских захватчиков, изгоняя их с советской земли.

Командира и дальше неоднократно прерывали аплодисментами, особенно дружными, когда он зачитывал имена героев. В числе их был и капитан Кобадзе.

Телеграмма заканчивалась пожеланиями, чтобы «и в мирное время личный состав приложил все силы для выполнения требований Министра Вооруженных Сил».

Полковник ушел, но его снова вызвали на сцену и стали просить, чтобы он что-нибудь спел.

«Вот уж это напрасно, — подумал я. — Командир полка в роли певца-солиста — с ума они посходили».

Но что такое? Он, кажется, соглашается.

— Есть строевая песня у солдат, — сказал полковник. — Ее с уважением поют воины. — И он, нахмурив лоб, запел сильным грудным голосом:

Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Тяжелый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица…