Под крыльцом

Любовь. Ей доводилось прежде вставать у неё на пути, и это всегда приводило к беде и несчастью. Всегда наступала расплата. На этот раз она решила стать на её сторону. Она перекусила цепь и освободила старого пса.

Она попрощалась с Царём-аллигатором, поблагодарив его за долгую верную дружбу. Потом она всплыла на поверхность воды, выползла на берег и снова обвилась вокруг старого кипариса. Боль терзала её. В самой середине её гибкого блестящего тела зияла рана, в которой застряла пуля. Пуля вонзилась в неё, когда человек вскинул ружьё и выстрелил вверх, услышав визг сидевшего на дереве котёнка.

Прошло несколько тысячелетий, и наконец-то настал её час. Она взглянула вверх, туда, где сквозь густую крону дерева пробивались тонкие лучики солнца, согревая её иссиня-чёрную кожу. Она увидела небо, бездонное, прекрасное, синее небо.

Она лежала неподвижно, обвившись вокруг ветки. Вдруг в воздухе послышался шелест крохотных крыльев. Старая змея подняла голову — перед ней порхала колибри, сверкавшая в солнечных лучах. Сияющая колибри.

Праматерь взглянула на маленькую птичку. В ней было что-то смутно знакомое. Где и когда она могла видеть это крохотное создание? И вдруг Праматерь узнала её и, поняв, кто перед ней, тихонько вздохнула:

— Внучка! Любимая…

— Да, это я, — ответила птичка. — Наконец-то я нашла тебя. Как долго я тебя искала!

А вверху, прямо над ними, высоко-высоко в небе парил одинокий сокол. Он широко расправил крылья, пронзительно крикнул:

— Кри-и-и-и-ик! — и исчез за облаками.

124

Для деревьев истории никогда не кончаются. Они сплетаются, срастаются, переходят одна в другую, разворачиваясь, словно бесконечный свиток. Конец одной истории становится началом следующей, и так продолжается веками и тысячелетиями. Для Пака, Сабины и Рейнджера эта история закончилась, став только прологом к началу следующей, новой истории.

После того как Праматерь перекусила цепь, которая долгие годы приковывала Рейнджера к человеку, маленькая семья смогла наконец уйти с берегов илистой протоки, покинуть опасные болота и зыбучие пески, что разделяют двух сестёр — Большую и Малую песчаные поймы.

Куда же они направились — Пак, Сабина и Рейнджер?

Если бы вы оказались в нехоженом, диком лесу, то узнали бы, что они не вернулись под крыльцо покосившегося дома, не вернулись на грязный, замусоренный двор. Дом вскоре уничтожила молния, которая во время очередной грозы обрушилась на него и сожгла дотла, оставив лишь чёрную груду углей, — они ещё несколько дней шипели и тлели, постепенно подёргиваясь серой золой. Нет, котята и пёс не стали возвращаться на прежнее место.

Вы не нашли бы их и у корней старой мексиканской сосны, которая тысячу лет простояла на берегу солёного лесного ручья. От неё остался только голый ствол, а ветви её унёс ручей Плакучий, ручей горьких слёз, вечно спешащий к югу, к серебристой реке Сабине — той, что впадает в синие воды Мексиканского залива.

И всё-таки наши герои по-прежнему живут в этих местах.

Если бы деревья могли говорить, если бы можно было расспросить их, то они бы рассказали, что здесь, в лесной глухомани, в нехоженых хвойных лесах, что тянутся вдоль границы двух штатов — Техаса и Луизианы, среди тайных оленьих троп, огромных хвощей и папоротников, там, где когда-то обитало давно позабытое племя каддо, в этих густых девственных лесах, древних, как море и небо, живёт маленькая семья — два сереньких котёнка и старый пёс, который частенько поёт свой грустный и нежный собачий блюз.

Пак…

Сабина…

Рейнджер…

Вместе.