Под крышами Парижа

Когда он приглашает к себе знакомого, какого-нибудь бизнесмена, Анне положено устраивать перед гостем спектакль.

Ему хочется похвастать, показать ее каждому, и все бы ладно, да от нее требуется демонстрировать неугасимую страсть и неутолимое желание. И вот она должна ходить вокруг него кругами, принимать разные позы и вообще вести себя как сучка весной… тереться об него, позволять ему запускать руку ей под юбку, даже время от времени хватать его за яйца. Потом она удаляется в другую комнату и зовет его оттуда, а он извиняется и мчится как бы поиграть со своей кошечкой полчасика. Иногда у него что-то получается, и он втыкает в нее на полпальца, но чаще дело ограничивается тем, что старый пень стаскивает с нее блузку или мнет платье. Потом они возвращаются к гостю… он застегивает пуговицы на ширинке, а Анна обязана делать вид, что ее только что пропустили через стиральную машину.

Теперь у него появился еще один чудненький план. Хочет, чтобы Анна привела какого-нибудь молодчика с дубинкой в штанах и дала ему прямо в их спальне… Пусть он отымеет ее по полной, а папочка все это время будет сидеть в шкафу и наблюдать. Разумеется, Анна ответила категорическим "нет". Она прекрасно представляет себе всю ситуацию: пока они будут трахаться, ее мудак займется собой, а потом, в конце сеанса, выскочит из укрытия и разыграет оскорбленного любовника. У себя дома, говорит Анна, он, может быть, даже наберется смелости съездить сопернику по физиономии или даже выстрелить. А если попадет, то французский суд, разумеется, встанет на защиту поруганной чести.

Верится в такое с трудом, но Анна говорит, что если бы я знал ублюдка, то поверил бы на все сто процентов.

Пока пьем кофе, я показываю ей карточки, те, что купил где-то Эрнест. При виде их Анна чуть кипятком не писает, — так она и знала, что они, некие ее приятели, выкинут что-нибудь эдакое. Говорили, мол, никто ничего не узнает, что фотографируют так, для смеху… Ладно, теперь и она, если встретит кого из них, просто так, для смеху, отрежет ему яйца. Теперь, когда половина парижских недоумков дрочат, глядя на нее… Она уже представляет, как карточки гуляют по всему городу, как ее узнают на улицах, показывают пальцем… Впрочем, худа без добра не бывает… ее "кормилец" будет счастлив… такие вещи в его вкусе.

Уже собираемся уходить, когда на нас натыкается Рауль. Он явно хочет что-то мне сказать и заказывает выпивку. В присутствии Анны Рауль немного робеет, поэтому она, извинившись, оставляет нас наедине.

Оказывается, в Париж вернулась его невестка, и теперь у Рауля появилась возможность расплатиться со мной за уроки испанского. Рауль прощупал почву, закинул удочку и обо всем договорился. Она вовсе даже не против. Не знаю, что он там обо мне наговорил, но… почему бы и нет? Рекомендации Рауля достаточно, чтобы она перепихнулась бесплатно. Рауль по-прежнему надеется, что когда-нибудь уедет в Америку и будет продавать там пылесосы.

Предупреждает, что идти к ней домой не стоит. Слишком рискованно… да и мне лучше не знать, где она живет. Меня такой расклад устраивает… ей тоже лучше не знать, где я живу… по крайней мере пока я не увижу, что она собой представляет и какова в деле. Договариваемся встретиться на углу улицы Кювье и набережной Сен-Бернар завтра, в восемь вечера.

— Имей в виду, — говорю я Раулю, — увижу какую-нибудь старую кошелку, разворачиваюсь и сваливаю. Никаких обязательств я на себя не принимал. Уговор такой: это она меня трахает, если я захочу.

— Нет-нет, никакая она не кошелка, очень даже симпатичная. Подожди, вот увидишь. И трахать ее одно удовольствие, сам убедишься. Мой брат, он до сих пор считает ее классной сучкой, а ведь он на ней женат.

— Она знает мое имя? Может, думает, что мне деньги девать некуда… чем ты ее так зацепил? Уж больно легко получилось…

— Не беспокойся, Альф, я все устроил как надо, в лучшем виде. Богатым она тебя не считает, знает только имя, но уже мечтает о тебе. Я ей такого про тебя нарассказал… Многого не требуется, ты только отъеби ее как следует. И еще, Альф. Может, я тоже кое-что с этого получу, а? Она же не захочет, чтобы моему брату стало известно… Если бы бакалейщик отпустил мне кое-что без расписки…

— Мне наплевать, как она договорится с бакалейщиком, меня интересует, что получу я. Проблемы мне не нужны.

— Никаких проблем! Можешь поверить, Альф. Она хорошая девочка. Я же знаю. Ходит в церковь…

— А в рот принимает?

— Конечно. Конечно, принимает, говорю же, хорошая девочка… ходит в церковь…

Возвращается Анна, и Рауль убегает, потому что у нас дела.

Двух ее подружек нет дома, на двери висит записка: нас просят войти и подождать, они скоро вернутся. Устраиваемся на диване, ждем. От нечего делать Анна начинает рассматривать карточки. Ужасно, говорит она, подумать только, такая гадость разошлась по всему Парижу, а может, и дальше. Качает головой… бормочет… перекладывает… Терпение у меня уже на пределе. Ясно, что к добру это не приведет… все равно что болячку чесать, а уж если так хочется, то от зуда есть средство получше, чем себя на открытках разглядывать.