Под Куполом

— Как насчет четырех убийств и организации бунта в местном супермаркете? Подойдет?

И он отключил связь, прежде чем Рэндолф успел ответить.

— И что ты хочешь от меня с Картером? — спросил Младший.

— Днем? Во-первых, разведка и планирование. С планированием я помогу. Потом ты примешь участие в аресте Барбары. Думаю, это тебе доставит удовольствие.

— Доставит.

— После того как Барбара окажется в камере, ты и патрульный Тибодо плотно поужинаете, потому что настоящая работа будет ждать вас ночью.

— Какая?

— Сжечь редакцию «Демократа». Как тебе это?

Глаза Младшего широко раскрылись.

— Зачем?

Вопрос сына его разочаровал.

— Потому что в ближайшем будущем газета городу не нужна. Есть возражения?

— Папа, тебе приходило в голову, что ты, возможно, чокнутый?

— Не то слово.

7

— Столько раз я бывала в этой комнате, — произнесла Джинни Томлинсон новым, невнятным голосом, — но не представляла себе, что окажусь на этом столе.

— Даже если бы представляла, наверняка не думала, что оперировать тебя будет тот парень, который утром приготовил тебе стейк и яичницу. — Барби старался шутить, но он зашивал и перевязывал с того самого момента, как первым же рейсом «скорой» прибыл в «Кэтрин Рассел», и очень устал. Он подозревал, что главная причина усталости — стресс: Барби до смерти боялся навредить кому-нибудь вместо того, чтобы помочь. Ту же тревогу он видел на лицах Джины Буффалино и Гарриет Бигелоу, а у них в голове не тикали часы, заведенные Джимом Ренни, что усугубляло положение Барби.

— Думаю, пройдет немало времени, прежде чем я снова смогу съесть стейк, — вздохнула Джинни.

Расти выправил ее нос, прежде чем заняться другими пациентами. Барби ему ассистировал. Удерживал голову неподвижно, как мог мягко, и бормотал ободряющие слова. Сначала Расти вставил ей в ноздри ватные тампоны, пропитанные медицинским раствором кокаина. Выждав десять минут, чтобы анестезия подействовала (за это время зафиксировал растянутое запястье и наложил эластичную повязку на раздувшееся колено какой-то толстухи), вытащил тампоны и схватил скальпель. Действовал фельдшер с вызывающей восхищение быстротой. Прежде чем Барби предложил Джинни сказать дужка, Расти уже вставил державку скальпеля в более широкую ноздрю, прижал к перегородке и использовал как рычаг.

Как человек, подцепляющий колпак на колесе, подумал Барби, прислушиваясь к слабому, но долетающему до ушей хрусту, сопутствующему возвращению носу Джинни прежней (или близкой к ней) формы. Она не закричала, но ногти прорвали бумажную простыню, которой застелили стол, а из глаз покатились слезы.

Теперь Джинни держалась спокойно — Расти дал ей пару таблеток перкосета — но слезы продолжали течь из менее опухшего глаза. Распухли и ставшие фиолетовыми щеки. Барби подумал, что выглядит она, как Рокки Бальбоа после поединка с Аполло Кридом.

— Взгляни на светлую сторону жизни, — сказал он Джинни.

— А она есть?

— Определенно. Вот Ру придется месяц сидеть на супе и молочных коктейлях.

— Джорджии? Я слышала, в нее попал камень. Как сильно?

— Жить она будет, но пройдет много времени, прежде чем она станет красивой.

— Джорджия никогда и не претендовала на звание «Мисс Яблочный Цвет». — Джинни понизила голос: — Это она кричала?

Барби кивнул. Вопли Ру разносились по всей больнице.

— Расти дал ей морфия, но она долго не могла угомониться. Должно быть, здоровья у нее как у лошади.

— А совести как у крокодила, — добавила Джинни все тем же невнятным голосом. — Я бы не хотела, чтобы такое с кем-то случилось, но это чертовски хороший аргумент в пользу неизбежности кармического возмездия. Давно я здесь? Мои чертовы часы сломались.

Барби посмотрел на свои:

— Сейчас половина третьего. То есть получается, ты уже пять с половиной часов на пути к выздоровлению. — Он крутанул бедрами, услышал, что хрустнула поясница, почувствовал, спина чуть расслабилась. Решил, что Том Петти абсолютно прав: ждать — это самое трудное. Предположил, что все станет проще, когда он наконец-то окажется в камере. Если только его не убьют. Ему пришло в голову, что кое-кто может решить, что это наилучший выход — убить его при сопротивлении аресту.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Джинни.

— Ничему особенному. — Он взял пинцет. — А теперь лежи тихо и не мешай мне. Раньше начнем, раньше закончим.

— Я должна встать и взяться за дело.

— Если ты встанешь, то сделаешь только одно — грохнешься на пол.

Она посмотрела на пинцет:

— Ты знаешь, как с ним управляться?

— Будь уверена. Выиграл золотую медаль в олимпийском турнире по удалению осколков стекла.

— По части вранья ты перещеголяешь даже моего бывшего мужа. — Джинни слабо улыбнулась. Барби догадался, что улыбка причиняет ей боль, пусть она и приняла болеутоляющее, и ему нравилась твердость ее характера.

— Ты не из тех зануд медиков, которые становятся тиранами, когда им самим приходится лечиться?

— Таким был доктор Хаскел. Однажды он загнал под ноготь большого пальца занозу, а когда Расти предложил ее вытащить, ответил, что ему нужен специалист. — Она засмеялась, скривилась, застонала.