Под Куполом

6

Какой бы писака ни накропал это послание, мерзавец подписал его сам, фамилией и двумя именами, включая и второе, террористическое.[72] Большой Джим не голосовал за него, а в тот момент, телепортируйся президент перед ним, Ренни с радостью бы его задушил.

И Барбару.

Большого Джима так и подмывало высвистать Пита Рэндолфа и препроводить полковника-повара в камеру. Сказать ему, что он может устанавливать трехнутое военное положение, сидя в подвале полицейского участка, а Сэма Вердро назначить своим адъютантом. Возможно, Бухло даже удастся удерживать под контролем дрожь в руках достаточно долго, чтобы не ткнуть пальцем в глаз, отдавая честь.

Но не теперь. Не сейчас. Некоторые фразы так и выпирали из письма мерзавца главнокомандующего: И как вы будете помогать ему, так и мы поможем вам… Плодотворные рабочие отношения между ним и городскими властями… Это решение может быть пересмотрено… Мы рассчитываем на доверие и сотрудничество.

И последняя трактовалась предельно ясно. Большой Джим не сомневался, что для этого выступающего за аборты щучьего сына слово «вера»[73] являлось пустым звуком, но под «сотрудничеством» он понимал абсолютно конкретную вещь, что хорошо понимал и Джим Ренни: Это бархатная перчатка, но не забывайте, что в ней железный кулак.

Президент предлагал сочувствие и поддержку (Ренни видел, как эта наркоманка Гриннел буквально плакала, читая письмо), но, чтобы увидеть правду, читать следовало между строк. Им прислали письмо-угрозу, ясную и недвусмысленную. Сотрудничайте или останетесь без Интернета. Сотрудничайте, потому что мы составляем список хороших и непослушных, и едва ли вам захочется числиться в непослушных, когда мы проломим барьер. Потому что с памятью у нас полный порядок.

Сотрудничай, дружище. Или пеняй на себя.

Ренни подумал: Я никогда не передам мой город повару, который посмел поднять руку на моего сына и теперь смеет ставить под сомнение мою власть. Этому никогда не быть, слышишь, обезьяна? Никогда.

А еще он подумал: Но действовать надо мягко, осмотрительно.

Пусть полковник-повар объяснит армейский план. Если он сработает, отлично. Если нет, самому новоиспеченному полковнику армии США предстоит узнать на собственном опыте значение фразы «в глубоком вражеском тылу».

Большой Джим улыбнулся.

— Так пойдемте в дом? Похоже, разговор нам предстоит долгий.

7

Младший сидел в темноте со своими подружками.

Ему самому это казалось странным, но их компания успокаивала.

Когда Младший и другие новые помощники вернулись в полицейский участок после всей этой жуткой неразберихи на поле Динсмора, Стейси Моггин (по-прежнему в форме и по виду очень уставшая) сказала, что они, если хотят, могут отработать еще по четыре часа. Большая, конечно, переработка, но, когда город станет расплачиваться с ними, добавила Стейси, будут премиальные, она в этом не сомневается, и, возможно, доплата от благодарного правительства Соединенных Штатов.

Картер, Мел, Джорджия Ру и Френк Дилессепс согласились отработать эти часы. И решали не деньги — они тащились от своей новой работы. Младший — тоже, но у него опять разболелась голова. От этого просто хотелось выть, а ведь день-то прошел лучше некуда.

Он ответил Стейси, что не останется, если есть такая возможность. Она заверила его, что ничего страшного, но предупредила, что завтра он должен прийти на службу в семь утра.

— Дел будет много, — пообещала Стейси.

На ступенях, ведущих к парадной двери, Френки подтянул ремень:

— Думаю, загляну к Энджи. Она, вероятно, поехала куда-нибудь с Доди. Но вдруг она поскользнулась в душе и лежит парализованная или что-то в этом роде.

Младший почувствовал, как боль пробила голову. Маленькая белая точка запрыгала перед левым глазом. Отплясывала джигу в такт ударам сердца, которые резко участились.

— Я пойду с тобой, если хочешь, — предложил он Френки. — Мне по дороге.

— Правда? Ты не против?

Младший покачал головой. При этом белая точка перед глазом заметалась, вызывая тошноту, потом возобновила танец на месте.

Френки понизил голос:

— Сэмми Буши нахамила мне там, на поле.

— Вот сука.

— Это точно. Говорит мне: «И что, ты собираешься меня арестовать?» — Последнюю фразу Френк произнес фальцетом, и она, словно нож, полоснула по нервам Младшего. Пляшущая белая точка стала красной, и на мгновение у него возникло желание обхватить руками шею давнего друга и задушить его, чтобы он, Младший, больше никогда в жизни не услышал этот фальцет. — Вот я и думаю заглянуть к ней, когда освобожусь. Преподать ей урок. Ты понимаешь, урок уважения к местной полиции.

— Она же страхолюдина. Еще и лесби.