Разворачиваясь, Джуниор покачнулся, упал на одно колено и вновь встал. Черное пятно перед его левым глазом теперь казалась большим, как крышка уличного люка, и он догадывался, что это признак того, что с левым глазом у него действительно какая-то херня. Но ничего страшного; если ему нужно больше одного глаза, чтобы застрелить человека, запертого в камере, он и ломанного петушиного гребня не стоит. Он направился через комнату дежурных, поскользнувшись на крови Мики Вордло, и вновь едва не упал. Однако сумел удержаться на ногах. В голове у него стучало, но Джуниор поздравлял это бамканье. «Оно держит меня в тонусе», - подумал он.
- Привет, Бааарби, - позвал он вниз со ступенек. - Я знаю, что ты мне сделал, и иду за тобой. Если хочешь помолиться, молись скорее.
27
Расти увидел, как по ступенькам вниз захромали ноги. Он ощутил запах порохового дыма и крови, и понял, что приближается время его смерти. Тот, кто сюда ковыляет, идет за Барби, но он почти вероятно не презрит фельдшером, который попадется ему по дороге. Никогда ему больше не увидеть Линду и своих Джей-Джей.
Показалась грудь Джуниора, дальше шея, а потом и голова. Расти хватило одного взгляда на его перекошенный рот, левая часть которого была оттянута вниз в хищной улыбке, и на левый, заплывший кровью глаз, чтобы подумать: «Далеко болезнь зашла. Даже удивительно, что он еще на ногах, и очень жаль, что он не подождал где-то хоть немножко дольше. Еще бы чуточку времени, и он уже и улицу не способен был бы перейти».
Чуть-чуть, словно из иного мира, он услышал усиленный мегафоном голос из городского совета: «НЕ БЕГИТЕ! НЕ ПАНИКУЙТЕ! ОПАСНОСТЬ МИНОВАЛА! ГОВОРИТ ОФИЦЕР ГЕНРИ МОРРИСОН, Я ПОВТОРЯЮ - ОПАСНОСТЬ МИНОВАЛА!»
Джуниор оступился, но к этому времени он уже достиг нижней ступеньки. Вместо того чтобы грохнуться и свернуть себе шею, он лишь припал на одно колено. Отдохнул в этой позе несколько секунд, похожий на боксера, который пережидает обязательный счет до восьми, чтобы встать и продолжить бой. Расти видел и переживал все это ясно, вблизи и очень стремительно. Драгоценный мир вдруг утончился и стал неустойчивым, один тоненький пласт марли остался прокладкой между ним и тем, что будет дальше. Если будет.
«Падай, - послал он мысль Джуниору. - Падай ничком на пол. Упади в обморок, ты, мазефакер».
Но Джуниор тяжело встал, вытаращился на пистолет у себя в руке так, словно впервые его видел, а потом направил взгляд вдоль коридора, на дальнюю камеру, где, уцепившись руками в решетку, стоял и смотрел на него Барби.
- Бааарби, - пропел шепотом Джуниор и двинулся вперед.
Расти отступил назад, думая, что так Джуниор, возможно, минует его, не заметив. А еще, может, сам застрелится, покончив с Барби. Он понимал, что это малодушные мысли, но также понимал, что они практичные. Барби он ничем помочь не может, но может поспособствовать собственному выживанию.
И это могло бы сработать, сидел бы он в какой-то из камер слева по коридору, потому что на эту сторону Джуниор был слеп. Но его заперли в камере справа, и Джуниор заметил его движение. Он остановился и вперился в Расти, на его искривленном лице застыло удивление пополам с лукавством.
- Фасти, - прошептал он, - так твое имя? Или Беррик? Не могу вспомнить.
Расти хотел было умолять о пощаде, но его язык прилип к небу. Да и что за смысл в мольбах? Юноша уже поднимал пистолет. Джуниор собирался его застрелить. Никакая сила на земле не состоятельна была его остановить.
В крайнем отчаянии ум Расти бросился на поиски выхода, найденного многими умами в их последние мгновения сознания – прежде чем щелкнет выключатель, прежде чем распахнется погреб под ногами, прежде чем дуло, прижатое к виску, плюнет огнем. «Это сон, - подумал он. - Это все сон. И Купол, и тот дикий случай на Динсморовском поле, и потасовка за еду, и этот юноша также. Вот он нажмет курок, и этот сон кончится, и я проснусь в своей кровати посреди прохладного, свежего, осеннего утра. Повернусь к Линде и скажу: «Я только что такой кошмар видел, ты не поверишь».
- Заклой глаза, Фасти, - произнес Джуниор. - Так будет луфше.
28
Первой мыслью Джеки Веттингтон, когда она вошла в приемную полицейского участка, была: «О, Боже правый, здесь повсюду кровь».
Стэйси Моггин лежала против стены под доской приказов и объявлений, копна ее белокурых волос рассыпалась вокруг нее, а пустые глаза смотрели в потолок. Второй коп - она не могла узнать, кто именно - распластался ничком перед диспетчерской стойкой, с ногами, раскинутыми вширь под невозможным углом. За ним, в комнате дежурных, боком, лежал третий коп. Им должен был быть Вордло, один из новобранцев их конюшни. Крупнее его просто не существовало. Плакат над кофеварочным аппаратом заляпало мальчишеской кровью и мозгом. Теперь надпись на нем выглядела так: «К ФЕ И ПО НЕ ПЛАТНЫЕ».