Под куполом (без карты)

— Может, это и правда. Я его лично не видела, не говорила с ним, откуда мне об этом знать? Но все равно он единственный, кто больше всего похож на настоящего врача изо всех, кого мы сейчас имеем в городе. Ренни никогда его бы не казнил, Барби да, возможно, но не Расти. Я это понимала, и вы должны были бы понимать это. А теперь отпустите меня.

Он ее чуть ли не отпустил. Все лепилось вместе. И вдруг у него вынырнула лучшая мысль, и он подтолкнул ее к мойке.

— Наклонись, мамаша.

— Нет!

Он вновь дернул вверх ее руку. Ощущение было такое, словно та вот-вот вывернется из плечевого сустава.

— Наклоняйся. Воображай, что моешь свои красивые белокурые волосы.

— Линда? — позвал Терси. — Как вы там?

«Господи, хоть бы он не спросил, собрала ли я уже продукты. Прошу, Господи, убереги нас от этого».

А следом ее пронзила другая мысль: «Где детские чемоданчики? Девочки уже упаковали каждая себе дорожный чемоданчик. А если они составлены в гостиной?»

— Отвечай ему, скажи, что у тебя все хорошо, — приказал Картер. — Нам же не нужен здесь этот хиппи. Или дети. Не так ли?

Боже, нет. Но где же они поставили свои чемоданчики?

— Нормально! — позвала она.

— Скоро уже? — переспросил Терстон.

«Ох, Терси, замолчи».

— Еще пять минут.

Терстон минутку постоял с таким выражением, словно хотел еще о чем-то спросить, но потом вновь взялся качать девочек.

— Хорошо управилась. — Теперь Картер навалился на нее, у него встал. Она ощутила его задом сквозь ткань джинсов. По ощущению, тот был большой, как разводной ключ. И вдруг Картер отступил.

— Скоро что?

Она едва не сказала «готовить завтрак», но грязные тарелки лежали в мойке. На какой-то миг ее ум ослепило оглушительной пустотой, и она даже чуть ли не умоляла, чтобы он вновь прижался к ней своим колом, потому что, когда у мужчин включаются их малые головки, большие выключаются на профилактику.

Вместо этого он вновь дернул ее руку.

— Говори мне, мамаша. Порадуй папу.

— Печенье! — выдохнула она. — Я им пообещала сделать печенье. Дети просили!

— Печенье без электричества, — хмыкнул он. — Лучшая шутка недели.

— Это то печенье, которое не надо печь! Загляни в кладовку, ты, сукин сын!

Если бы заглянул, он действительно увидел бы там, на полке коробку со смесью для быстрого приготовления овсяного печенья. Но, посмотрев вниз, также увидел бы набитые продуктами сумки. Скорее всего, так бы он и сделал, если бы ему бросилось в глаза, сколько в кладовке совсем пустых или полупустых полок.

— Ты не знаешь, где он. — Снова Картер навалился на нее со своей эрекцией. Она этого уже почти не ощущала из-за пульсирующей боли в плече. — Так ты уверяешь.

— Да, я думала, это ты знаешь. Думала, ты пришел ко мне сообщить, что он ранен или уби…

— А я думаю, твоя хорошенькая круглая срака врет. — Руку ей поддернули еще выше, боль стала совсем бешеной, потребность закричать невыносимой. Но она как-то удержалась.

— Я думаю, ты многое знаешь, мамаша. И если мне сейчас не расскажешь, я выверну тебе руку из сустава. Последний раз спрашиваю. Где он?

Линда смирилась с тем, что ей сейчас вывихнут руку. А может, и обе. Вопрос в том, удержится ли она, не закричит, потому что иначе сюда прибежит Терстон и обе Джей-Джей. С понурой головой, с волосами, свисающими в раковину, она произнесла:

— Моя срака. Почему бы тебе ее не поцеловать, долбанный выблядок? Может, она раскроется и скажет тебе «привет».

Вместо того чтобы выломать ей руку, Картер рассмеялся. Хорошо сказанула. И он ей поверил. Она бы никогда не отважилась говорить с ним таким тоном, если бы не говорила правду. Вот только, если бы она была не в «Ливайсах». Трахнуть ее, возможно, все равно не выгорело бы, но если бы на ней была юбка, он мог бы приблизиться к этому вплотную. А впрочем, сухотерка тоже не самый плохой способ начать День свиданий, пусть даже не о мягонькие трусики, а о плотный джинсовый коттон.

— Не дергайся и держи язык за зубами, — шепнул он. — Тогда сможешь остаться целой и невредимой.

Она услышала лязг его пряжки и скрип молнии. Тогда об нее начало тереться то самое, что и перед этим, только теперь между ними было намного меньше ткани. Где-то в закоулке мозга ее утешала радость от того, что она надела сегодня почти совсем новые джинсы; Линда имела надежду, он об них натрет себе хорошую болячку.

«Только бы Джей-Джей не забежали в дом, не увидели меня такой».

Вдруг он прижался к ней сильнее, тверже. Рукой, которая не выкручивал ее руку, ухватил ее за грудь.

— О-вау, мамаша, — пробурчал он. — Ай-ай, давай-манай.

Она ощутила его спазматичное дерганье, а влажности, которая по обыкновению следует за ним, как день за ночью — нет. Джинсы, слава Богу, для этого были слишком плотными. Через какой-то миг после этого наконец-то отпустили ее завернутую за спину руку. Она могла бы заплакать от облегчения, но стерпела. Не должна была. Обернулась. Он уже застегивал на себе ремень.

— Мать, тебе следует переодеть джинсы, прежде чем печеньем заниматься. Я бы на твоем месте так и сделал. — Он пожал плечами. — Но неизвестно, может тебе так больше нравится. Как кому по вкусу.