Под лаской плюшевого пледа

– Кто из вас его не встретил

На земле?

Охраняя колыбель и мавзолей,

Мы – последнее виденье

Королей.

11 июля 1913

«Идите же! – Мой голос нем…»

Идите же! – мой голос нем,

И тщетны все слова.

Я знаю, что ни перед кем

Не буду я права.

Я знаю: в этой битве пасть

Не мне, прелестный трус!

Но, милый юноша, за власть

Я в мире не борюсь.

И не оспаривает вас

Высокородный стих.

Вы можете – из-за других —

Моих не видеть глаз,

Не слепнуть на моем огне,

Моих не чуять сил…

(Какого демона во мне

Ты в вечность упустил!)

Но помните, что будет суд,

Разящий, как стрела,

Когда над головой блеснут

Два пламенных крыла!

11 июля 1913

Встреча с Пушкиным

Я подымаюсь по белой дороге,

Пыльной, звенящей, крутой.

Не устают мои легкие ноги

Выситься над высотой.

Слева – крутая спина Аю-Дага,

Синяя бездна – окрест.

Я вспоминаю курчавого мага

Этих лирических мест.

Вижу его на дороге и в гроте…

Смуглую руку у лба… —

Точно стеклянная, на повороте

Продребезжала арба… —

Запах – из детства – какого-то дыма

Или каких-то племен…

Очарование прежнего Крыма

Пушкинских милых времен.

Пушкин! – Ты знал бы по первому слову,

Кто́ у тебя на пути!

И просиял бы, и под руку в гору

Не предложил мне идти…

Не опираясь на смуглую руку,

Я говорила б, идя,

Как глубоко презираю науку

И отвергаю вождя,

Как я люблю имена и знамёна,

Волосы и голоса,

Старые вина и старые троны, —

Каждого встречного пса! –

Полуулыбки в ответ на вопросы,

И молодых королей…

Как я люблю огонек папиросы

В бархатной чаще аллей,

Марионеток и звук тамбурина,

Золото и серебро,

Неповторимое имя: Марина,

Байрона и болеро,

Ладанки, карты, флаконы и свечи,

Запах кочевий и шуб,

Лживые, в душу идущие, речи

Очаровательных губ.

Эти слова: никогда и навеки,

За колесом – колею…

Смуглые руки и синие реки,

Ax, – Мариулу твою!

Треск барабана – мундир властелина —

Окна дворцов и карет,

Рощи в сияющей пасти камина,

Красные звезды ракет…

Вечное сердце свое и служенье

Только ему, Королю!

Сердце свое и свое отраженье

В зеркале… – Как я люблю…

Кончено… – Я бы уж не говорила,

Я посмотрела бы вниз…

Вы бы молчали, так грустно, так мило

Тонкий обняв кипарис.

Мы помолчали бы оба – не так ли? —

Глядя, как где-то у ног,

В милой какой-нибудь маленькой сакле

Первый блеснул огонек.

И – потому, что от худшей печали

Шаг – и не больше! – к игре,

Мы рассмеялись бы и побежали

За руку вниз по горе.

1 октября 1913

«Уж сколько их упало в эту бездну…»

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

Застынет всё, что пело и боролось,

Сияло и рвалось:

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь, с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет всё – как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине

И так недолго злой,

Любившей час, когда дрова в камине

Становятся золой,

Виолончель, и кавалькады в чаще,

И колокол в селе…

– Меня, такой живой и настоящей,

На ласковой земле!

К вам всем – что́ мне, ни в чем

не знавшей меры,

Чужие и свои?! —

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

И день, и ночь, и письменно и устно:

За правду да и нет,

За то, что мне так часто —

слишком грустно

И только двадцать лет.

За то, что мне прямая неизбежность —

Прощение обид,

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру…

Послушайте! – Еще меня любите

За то, что я умру.

8 декабря 1913

«Быть нежной, бешеной и шумной…»

Быть нежной, бешеной и шумной,

– Так жаждать жить! –

Очаровательной и умной, —

Прелестной быть!

Нежнее всех, кто есть и были,

Не знать вины…

– О возмущенье, что в могиле

Мы все равны!

Стать тем, что никому не мило,

– О, стать как лед! –

Не зная ни того, что было,

Ни что придет,

Забыть, как сердце раскололось

И вновь срослось,

Забыть свои слова и голос,

И блеск волос.

Браслет из бирюзы старинной –

На стебельке,

На этой узкой, этой длинной

Моей руке…

Как зарисовывая тучку

Издалека,

За перламутровую ручку

Бралась рука,

Как перепрыгивали ноги

Через плетень,

Забыть, как рядом по дороге

Бежала тень.

Забыть, как пламенно в лазури,

Как дни тихи…

– Все шалости свои, все бури

И все стихи!

Мое свершившееся чудо

Разгонит смех.

Я, вечно-розовая, буду

Бледнее всех.

И не раскроются – так надо –

– О, пожалей! –

Ни для заката, ни для взгляда,

Ни для полей –

Мои опущенные веки.

– Ни для цветка! –

Моя земля, прости навеки,

На все века.

И так же будут таять луны

И таять снег,

Когда промчится этот юный,

Прелестный век.

Сочельник 1913

Феодосия

Генералам двенадцатого года

Сергею

Вы, чьи широкие шинели

Напоминали паруса,

Чьи шпоры весело звенели

И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,

На сердце оставляли след, —

Очаровательные франты

Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли

Вы брали сердце и скалу, —

Цари на каждом бранном поле

И на балу.

Вас охраняла длань Господня

И сердце матери, – вчера

Малютки-мальчики, сегодня —

Офицера!

Вам все вершины были малы

И мягок самый черствый хлеб,

О, молодые генералы

Своих судеб!

– – —

Ах, на гравюре полустертой,