Под ливнем багряным. Повесть об Уоте Тайлере

Рыбники, мясники, бакалейщики и виноторговцы, богатевшие со сказочной быстротой, заняли наиболее важные посты в магистрате. Самые влиятельные все смелее пускали корни в наиболее прибыльных отраслях: в шерстяном импорте, в виноторговле, в оловянном экспорте, от которого во многом зависело благосостояние страны. Они постоянно вздували цены, чинили всяческие препятствия иностранным купцам. Когда королевский маршал в Саусуарке[68] разрешил, в обход монополии, ввоз рыбы, на него скопом ополчились все торговцы съестными товарами.

Зато суконщики, которых на первых порах поддерживал мелкий ремесленный люд, яростно боролись за свободу торговли и вольные цены. Симпатии бедняков были целиком на их стороне. Примкнув к главной партии знати, возглавляемой Гонтом, они в конце концов выступили с требованием реформировать городской совет. Был брошен заманчивый клич: «Цехи, а не кварталы!» Вожди гильдий, которым не терпелось надеть олдерменское ожерелье, тут же пошли за сукноделами.

Джон Хорн был достаточно проницателен. За внешней простотой полярного противостояния ему виделось неисчислимое множество противоречивых течений. Обе партии были по-своему уязвимы.

Мелкие ремесленники и подмастерья, которым был заказан путь в мастера, вполне справедливо видели в цеховых старшинах безжалостных угнетателей. Не способствовал популярности и такой маневр суконщиков, как приглашение фландрских ткачей. Непрошеная конкуренция подстегнула извечную неприязнь к иностранцам. Честя заодно с фламандцами ломбардских банкиров, лондонские ткачи откололись от сукноделов и примкнули к рыбникам. Союз с ненавистным Гонтом тоже не принес суконщикам славы.

В какой-то момент, не слишком того желая, оба лагеря как бы поменялись местами. Оттягав у соперников переменчивое сердце толпы, вожди продовольственной монополии незаметно утратили влияние в городском совете. Суконщики же хотя и потеряли поддержку черни, зато пролезли в верхи. Не вмешайся Гонт, они бы дорвались до полной власти в городе. Только не таков был Ланкастер, чтобы подложить все яйца под одну курицу. Осторожно поддержав гильдию рыбников и в первую очередь мэра, он одним махом обрел новых союзников, не потеряв прежних, которым уже некуда было деться.

Гонт, кроме всего, рвался заполучить кастильскую корону, а экспортеры шерсти, представлявшие теперь продовольственную монополию, противились планам испанского похода. Их куда больше устраивало новое вторжение во Францию со стороны Фландрии, поскольку только таким путем можно держать в руках нидерландские склады. Не зная всех нюансов этой хитрой механики, легко было угодить впросак. Нажмешь в одном месте, а отзовется совсем в другом, причем самым неожиданным образом и очень болезненно.

Джон Хорн на своей шкуре изведал, чем может обернуться излишняя скрупулезность по части хлебных, рыбных и прочих ассизов. Если уж действовать, то только наверняка. Поэтому к Олдгейту, где торговали мясом и домашней птицей, он даже не завернул. Разумную осторожность проявил он и в отношении противного стана, обойдя стороной портовые склады, где в поте лица трудился Джеффри Чосер, клиент Джона Гонта. Сам всемогущий герцог не внушал особых опасений. От дворца Савой до скромного советника было куда как далеко. Зато напрямую столкнуться с мэром Уолуорсом никак не улыбалось. К этому мерзкому выскочке, невзирая на его принадлежность к верхушке рыбников, Джон Хорн питал особо жгучую ненависть. Не гнушаясь самыми грязными спекуляциями, Уолуорс нажил солидный капитал на лупанариях в Саусуарке. Торговля живым товаром принесла настолько густой навар, что он поспешил открыть заведения по всему Лондону. Сидя с ним за одним столом, Хорн всякий раз ловил себя на соблазне демонстративно зажать нос, что было, конечно, немыслимо. Приходилось крепиться.

С такими примерно мыслями возвращался советник в район моста, где жил в двухэтажном кирпичном доме, построенном, согласно специальной привилегии, на месте одноэтажного деревянного. Здесь его и перехватили Уолтер Сайбил и Уильям Тонг.

— Прибыл гонец с побережья, — оглядевшись по сторонам, прошептал Тонг. — Заварилась хорошая каша.

Хорн приложил палец к губам, сделав знак обождать. Сняв с пояса ключи, он осторожно отомкнул дверь и скрылся во мраке подворотни. Затем вернулся с масляной лампой и поманил друзей за собой.

Совещание состоялось не в доме — там уже спали, а в каморке при лавке, где нашелся всего лишь один табурет. На нем и устроился грузный Сайбил. Тонг, как самый младший, присел на окованный железом сундук, а хозяин остался стоять возле своей конторки, куда и водрузил светильник.

Выслушав пространный рассказ о событиях в Брентвуде, Хорн долго не раскрывал рта и лишь рассеянно следил, как скользят по стенам и потолку густые тени.

— Что ж, когда-то это должно было случиться, — глубокомысленно изрек он, скрестив на груди руки. — Чуть раньше, чуть позже, какая разница?.. Скорее позже, чем раньше.