Под маятником солнца

Я снова кивнула, а затем лишь наблюдала, как она проглатывает остатки моего ужина. Мисс Давенпорт едва ли не облизала тарелку, жадными глотками допила подливку и руками сгребла грибы. Остатки рагу собрала кусочком хлеба. А сунув в рот последнюю веточку спаржи, улыбнулась в ответ на испуг на моем лице и изящным жестом поднесла к губам платок.

– Прощу прощения за свои манеры.

– Все в порядке, – сказала я, рассеянно размышляя, не станет ли это самым большим оскорблением моему чувству приличий.

– А теперь закат, – просияла она. – Я поела быстро, поэтому мы не должны опоздать. В Аркадии закаты недолго длятся. В конце концов, горизонта ведь нет.

Накинув на себя шаль, я с готовностью последовала за ней.

Я полагала, что моя комната расположена выше всех прочих, но мы поднялись еще на один лестничный пролет и подняли люк, который вел на чердак. Под пыльными простынями покоились призрачные реликвии ушедших эпох. Рулоны ковров и гобеленов притулились рядом с большими дорожными сундуками. Пока Мисс Давенпорт воевала с замком, я держала фонарь.

– Когда вернется ваш брат, вы должны попросить у него разрешения посмотреть на закат с арки ворот, – сказала она. – Там совсем другой вид.

– Даже так? – удивилась я, пытаясь развернуть фонарь так, чтобы мисс Давенпорт могла лучше разглядеть коллекцию ключей, которыми безуспешно царапала замок.

– Только он мог заставить Саламандру отдать эту связку… Ага! – воскликнула она, когда очередной ключ наконец повернулся.

Створка распахнулась. За ней оказался парапет северной, как назвала ее мисс Давенпорт, башни, которая прижималась к самой далекой от внешних стен замка куртине. В воздухе ощущался холод, и я плотнее закуталась в шаль.

Небо было затянуто серой дымкой, а ниже лежала окутанная туманами и тайнами Аркадия. Я могла вообразить себе поля и леса, но не считала их настоящими. Золотистый ореол окружал похожее на точку солнце и отбрасывал блики на обволакивавшие его облака. Сейчас оно оказалось заметно меньше, чем в полдень, и куда меньше нашего, мирского, солнца.

– Что же такое Аркадия? – пробормотала я едва слышно. – Как это место может существовать на самом деле?

Ответа не было. Мы следили за уходившим все дальше и дальше солнцем, но свет его не особенно менялся, поскольку светило не опускалось за линию горизонта и не погружалось в пучину моря. Напротив, оно оказалось гораздо выше, чем днем, когда сияло над самой головой.

– Я тоже спрашивала себя об этом, – произнесла мисс Давенпорт, – и вам ответ понравится не больше, чем мне.

– Что вы имеете в виду?..

– Ничего, – торопливо сказала она и отвела взгляд.

Я следила, как тускнеет этот странный, фальшивый свет и над землями сгущается тьма. А ведь были и такие, чья вера пошатнулась после открытия Аркадии, страны, которая почти не упоминается в Писании. Однако в Библии не нашлось места и для английских берегов. Для здешней тишины наши туманные холмы и зеленые горы не менее обманчивы, чем пейзаж, расстилающийся передо мной. Но как я могу ограничить бесконечного Бога словами, у которых есть свой предел?

– А вот и луна, – произнесла мисс Давенпорт.

Проследив за ее взглядом, я повернулась туда, где уже сгустилась тьма. Ландшафт казался темным и плотным, точно сделанным из угля, а облака были лишь смягченным отражением его суровых громад.

Сначала луна была всего лишь призраком, который светился сквозь туман. Мелькнув на миг, она снова исчезала за облаками цвета сгоревшей лепешки. И тут внезапно выплыла яркая серебристая фигура. Тучи льнули к изгибам ее сверкающих плавников, за которыми тянулись тонкие нити мнимого света.

Я ахнула от удивления и втайне упрекнула саму себя в детстве за скудное воображение. Зрелище куда сильнее, чем пребывание в родных пустошах, ожидание отплытия в доках Лондона или блуждание по Северному морю, напомнило, до чего же бедны прожитые мной двадцать пять лет. Пытливость ума, которую, казалось, я похоронила вместе с сестрой, вернулась с таким пылом, что у меня перехватило дыхание.

Луна оказалась рыбой.

Вернее, луна свисала с «удилища» огромной рыбы. И когда та подплыла ближе, я увидела свет, отражавшийся от длинных – очень длинных и кривых – зубов, которые торчали из ее пасти. Выпученные белесые глаза оставались неподвижны, а хвост хлестал из стороны в сторону и мерцал чешуей, переливавшейся в собственном свете.