Под маской

Плюх! Половинка лимона ударилась о его шею. Одновременно с другого борта раздался крик:

— Обед готов, мистер Фарнэм!

Неспособный от ярости говорить, мистер Фарнэм бросил единственный, совершенно уничтожающий взгляд на свою племянницу, отвернулся и быстро сбежал по трапу.

II

Пятый час скатился с солнца и бесшумно плюхнулся в море. Золотое монисто превратилось в сияющий остров; слабый бриз, игравший краями навеса и качавший единственный свисавший с ноги шлепанец, неожиданно принес с собой песню. Стройный хор мужских голосов пел под аккомпанемент двигавшихся в едином ритме, рассекавших морскую воду, весел. Ардита подняла голову и прислушалась.

Горох и морковь,
Колено бобов,
Свинки и кровь.
Парень милый!

Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Со всей силы!

Брови Ардиты поднялись от изумления. Она тихо сидела и внимательно слушала начало второго куплета.

Лук-исполин,
Маршалл и Дин,
Голдберг и Грин,
И Кастилло!

Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Со всей силы!

Она с восклицанием отбросила книгу, упавшую в раскрытом виде на палубу, и поспешила к борту. Совсем близко шла большая шлюпка, в которой было семь человек: шестеро гребли, еще один стоял во весь рост на корме и дирижировал, размахивая палочкой.

Камни и соль,
Омар, алкоголь,
Взял си-бемоль
Я на вилах.

Дирижер заметил перегнувшуюся через борт и завороженную странностью текста Ардиту. Он быстро махнул палочкой, и пение в то же мгновение прекратилось. Она заметила, что все гребцы были неграми, а он был единственным белым на лодке.

— Эй, на «Нарциссе»! — вежливо крикнул он.

— В чем соль этого диссонанса? — смеясь, спросила Ардита. — Вы из спортклуба окружной психушки?

В этот момент лодка коснулась борта яхты и огромный неуклюжий негр в «бабочке» повернулся и схватил веревочный трап. Затем, прежде чем Ардита осознала, что происходит, дирижер покинул свое место на корме, взобрался на борт и, задыхаясь, встал перед ней на корме.

— Женщин и детей не трогать! — живо закричал он. — Всех плакс утопить, мужчин сковать цепями!

Изумленная Ардита засунула руки в карманы платья и уставилась на него, лишившись дара речи.

Он был молод, у него на губах играла презрительная усмешка, а на чувственном загорелом лице сияли голубые глаза невинного ребенка. Вьющиеся от влажности волосы были черны, как смоль — ни дать, ни взять, волосы греческой статуи, выкрашенной в брюнета. Он был хорошо сложен, элегантно одет и грациозен, как спортсмен.

— Ну, провалиться мне на месте! — ошеломленно сказала она.

Они холодно посмотрели друг на друга.

— Вы сдаете корабль?

— Это приступ остроумия? — поинтересовалась Ардита. — Вы с детства идиот — или еще только собираетесь в какую-нибудь лечебницу?

— Я спрашиваю, сдаете ли вы корабль?

— Я думала, что в стране сухой закон и спиртное достать нельзя, — презрительно сказала Ардита. — Вы пили политуру? Лучше покиньте эту яхту!

— Да что вы говорите, — голос молодого человека звучал скептически.

— Убирайтесь с яхты! Вы слышите меня?!

Мгновение он смотрел на нее, как будто осмысливая сказанное.

— Нет, — его рот презрительно искривился. — Нет, я не сойду с яхты. С нее сойдете вы, если вам так хочется.

Подойдя к борту, он подал отрывистую команду, и в то же мгновение все гребцы вскарабкались по трапу и выстроились перед ним в шеренгу, угольно-черные и темно-коричневые с одного края и миниатюрный мулат ростом четыре фута с небольшим — с другого. Все они были одеты в одинаковые голубые костюмы, покрытые пылью, с пятнами высохшей тины, кое-где порванные. За плечом у каждого свисал маленький, выглядевший очень тяжелым, белый мешок, а в руках все держали большие черные футляры, в которых, по всей вероятности, должны были находиться музыкальные инструменты.

— Внимание! — скомандовал молодой человек, звонко клацнув собственными каблуками. — Равняйсь! Смир-но! Бэйб, шаг вперед!

Самый маленький негр быстро шагнул из строя и отдал честь.

— Есть, сэр!

— Назначаешься старшим! Спуститься в трюм, захватить команду и всех связать — всех, кроме судового механика. Привести его ко мне… Так… И сложить сумки здесь, у борта.

— Есть, сэр!

Бэйб снова отдал честь и, развернувшись, собрал вокруг себя оставшихся пятерых. Они шепотом посовещались и бесшумно, гуськом, пошли вниз по трапу.

— А теперь, — весело сказал молодой человек Ардите, ставшей немой свидетельницей последней сцены, — если вы поклянетесь своей эмансипированной честью — которая, скорее всего, недорого стоит, — что вы не откроете ваш капризный ротик в течение сорока восьми часов, то можете взять нашу шлюпку и грести на берег.

— А что в противном случае?

— В противном случае вам придется идти с нами в море на корабле.