Под маской невинности

— Вы шутите…

— Серьезно. Я начисто лишен артистического дарования, но в драматическом кружке не хватало мужчин.

— Но меня удивляет, что вы играли Джонатана.

По-моему, это совершенно не ваша роль.

— Но разве не в этом суть актерской игры? Изображать того, кем ты на самом деле вовсе не являешься?

Мэгги напряглась, почувствовав, что его замечание не случайно.

— А где-нибудь еще вы играли? — спросила она после того, как Чэннинг рассказал, каким успехом пользовалась постановка.

— Не было времени, — ответил он, сделав глоток вина. — Но в тот раз я понял, что, даже заучив текст, трудно быть убедительным вечер за вечером.

— Охотно верю, — заметила Мэгги, желая как можно скорее переменить тему. Я говорила вам, что завтра мне покажут фотографии старого Сиэтла?

— Отлично. Нам полезны любые сведения. Без вас я не смог бы этого сделать.

— А что происходит без меня под землей?

— Ну, во-первых, Кливленд понял, как добраться до прохода к Сенеке. Возможно, понадобится недели две, чтобы сперва проделать лаз, но начало удачное. Кен знает, что делает. Кроме того, он будет чертовски рад, когда вы к нему вернетесь.

— Вы говорите так, будто у вас сегодня удачный день.

— Удача тут ни при чем. Империи строились не на удаче.

Его последние слова показались Мэгги любопытными, и, не удержавшись она сказала:

— Но мне казалось, что кроличья лапка или подкова никому не приносили вреда. Все зависит от того, во что веришь.

— Вы полагаете?

— Я, например, много лет носила с собой веточку клевера с четырьмя листочками, — продолжала выдумывать Мэгги, — и она принесла мне в конце концов неслыханную удачу. — Ей показалось, что в глазах Чэннинга промелькнула насмешка, но она не была уверена. — А у вас, — спросила она, улыбаясь как ни в чем не бывало, — есть какой-нибудь амулет?

Чэннинг с минуту разглядывал содержимое своего бокала, а потом спросил в лоб:

— Вы нашли хрусталик, не так ли?

Глава 17

Мэгги хотелось надеяться, что ее молчание Чэннинг примет за смущение, а не за чувство вины, которое она на самом деле испытывала.

— Ход ваших мыслей бывает порой весьма неожиданным.

— Разве?

— О чем это мы говорили?

— Об амулетах, талисманах и просто вещах, приносящих удачу. — Чэннинг потер большим пальцем подбородок. — А разве вы не вели к тому, чтобы я сам заговорил о хрусталике?

Уклоняться от ответа было сейчас совершенно бессмысленно. Что бы там ни было, Чэннинг явно знает, что она открывала ящик и заглядывала в него. Не исключено, что в доме повсюду установлено оборудование для наблюдения.

— Мне почему-то показалось странным, что такой человек, как вы, хранит в столе подобную ерунду, — сказала Мэгги, пожимая плечами. — На вас это совсем не похоже, вы человек другого типа.

— Другого типа? А я и не знал, что существует так много мне подобных, что нас уже можно отнести к некой определенной категории.

— Вы ведь поняли, о чем я говорю.

— Да, но мне было бы интересно услышать ваше объяснение.

— Удивилась, и все, — вас устраивает?

— В каком смысле?

То, что Чэннинг до сих пор не спросил у нее, зачем она залезла в ящик, было не менее странно, чем то, что он догадался о хрусталике.

— Вы же сами сказали, — ответила Мэгги, злясь оттого, что ему доставляет явное удовольствие ставить ее в неловкое положение, — удача и успех — разные вещи.

— Не совсем точно, но зато ваша точка зрения ясна. — Чэннинг замолчал, потому что им принесли салаты. — Нам обоим, пожалуйста, с перцем.

— Мне не надо, спасибо, — сказала Мэгги, начиная беситься. Не хватало, чтобы ей указывали, что с чем есть.

Чэннинг не преминул поддразнить ее, как только официант удалился.

— Вы отказались от перца, чтобы досадить мне?

— Отказалась потому, что не люблю перца.

— Понятно.

Несколько минут они молчали, и Мэгги сосредоточенно поглощала латук.

— У нас что-то не клеится разговор, — наконец произнес Чэннинг. — Может быть, вы позволите мне это исправить?

— Вы хозяин.

Ответ Чэннинга удивил ее.

— Нет, сегодня я не хозяин, — сегодня мы коллеги, которые встретились, чтобы хорошо пообедать и полюбоваться городом. А любоваться городом почти так же приятно, как любоваться вами, — добавил он.

Удивленная его неожиданной любезностью, Мэгги решилась заговорить о хрусталике.

— Так что же у вас за амулет? Или это такой страшный секрет, что им нельзя ни с кем поделиться?

Ее настойчивость насмешила Чэннинга.

— Нет, не могу сказать, что с этим предметом связана какая-то особенно таинственная история, Мэгги. И разумеется, если бы я хотел что-то скрыть, продолжал он, — я бы не оставил эту штуку там, куда легко может добраться молодая девица из Бостона, склонная к фантазиям.

— И все же, — не унималась Мэгги, подождав, пока он съест салат.

— Мне дал его человек, веривший в сказки, — ответил он, — в волшебные сказки, колдовство и чудеса. Не правда ли, своего рода аномалия для двадцатого века?

— Женщина?

— Почти угадали. — Чэннинг улыбнулся. — Да, молодая женщина.

Его черты неожиданно смягчились, а голос, как ей показалось, чуть дрогнул, словно его взволновало давно забытое воспоминание.

— Что значит молодая?