Под мостом из карамели

Лета вернулась в палату. Сестра уже укрывала больную, кутая ноги вторым одеялом. Потом посмотрела на часы и сделала пометку в листе, какие висят в туалетах ресторанов быстрого питания – время уборки, фамилия, роспись. В колонках чередовались «пр» и «лв». Лета вгляделась в записи и поняла – это был график перекладываний пациентки с бока на бок, выходило, что сестра ворочала это огромное тело круглые сутки, каждые два часа.

Женщина в постели возле окна произнесла что-то неразборчивое, безъязыкое.

– Что вы сказали? – переспросила Лета.

– Подайте, пожалуйста, расчёску, она в тумбочке, – перевела сестра.

Лета ненавидела чужие расчески, боясь увидеть грязь между зубьями. Мучимая виной за своё отвращение, она достала из ящика гребешок и, внушая себе любовь к человечеству, стала причёсывать отросшие у корней каштановые волосы, ставя в пример парикмахеров, которые спокойно трогают любые головы. Причесав женщину, Лета, весьма гордая тем, что сумела преодолеть себя, взглянула на сестру.

– Лета, пойдемте со мной, – сказала та.

Они вышли в коридор.

– Это моя вина, простите великодушно, – вдруг попросила сестра.

Лета недоумённо уставилась на неё.

– Я должна была прежде вам объяснить. Нельзя выполнять просьбы пациентов, не испросив разрешения сестры. Нужно было только подать расчёску, но не расчёсывать волосы. Нельзя делать за больных те дела, которые им по силам, иначе они теряют веру в себя и свои силы, а тогда невозможно выздоровление.

– Извините, я хотела, как лучше, думала помочь, – забормотала Лета, побоявшись признаться, что знала правило, но пренебрегла им, гордясь тем, что преодолела брезгливость. Но ещё сильнее ударило в сердце то, что сестра укорила в ошибке себя, а не её, Лету.

– Поэтому я и говорю, что вина моя, а не ваша. А для того, чтобы привести в порядок длинные волосы, их разделяют на пряди и расчесывают каждую по отдельности, распутывая от кончиков к корням, чтобы не выдергивать.

Лета расстроилась ещё больше – всё она делает не так, вредит и мешает, а не помогает.

– Ничего страшного, все так начинают. Вы знаете, как обрабатывать посуду после умывания лежачих больных?

Лета окончательно упала духом и помотала головой.

– Не знаю.

Получалось, вместо того, чтобы дать сестре передохнуть, она лишь добавляла работы.

– Пойдемте, я вас научу.

Сестра привела Лету в комнату, которая немедленно стала её прибежищем и укрытием – здесь не было больных, а, значит, не нужно отыскивать в себе сострадание.

В квадратной чугунной ванной возле окна стояли груды пластиковых тазиков и кувшинов, ждавших дезинфекции.

Лета надела толстые хозяйственные перчатки и приготовилась наконец-то сделать все безукоризненно!

– Это раствор для дезинфекции, пятипроцентный аламинол, сестра ежедневно наливает его из бака в этот контейнер. Отсюда берете чистую тряпочку, обмакиваете, слегка отжимаете, и тщательно, особенно в изгибах, возле ручек, протираете кувшин изнутри и снаружи. Затем ставите на стеллаж, на нижнюю полку. Обтерев весь инвентарь раствором, кладете на полку возле него табличку «Обработано 1 раз». Через 15 минут повторяете процедуру и ставите табличку «Обработано 2 раза». Еще через 15 минут смываете раствор водой из-под крана, не дотрагиваясь посудой до краев ванной, и ставите, перевернув вверх дном, на верхнюю полку для просушки. В перерыве заберите, пожалуйста, из стиральной машины бельё и повесьте на сушилку там, где прикреплена записка с номером седьмой палаты. Все понятно?

Лета кивнула – два раза по пятнадцать минут, ничего сложного, это она точно сумеет, и принялась вдохновенно обрабатывать ярко-красный кувшин, особенно старательно протирая кромки и носик слива. Водрузив возле тазов и ковшей табличку «Обработано 1 раз», Лета сняла перчатки и пошла в душевую, за выстиранными вещами. В машине оказалась женская одежда – двое больших трусов, футболка, халат и махровые носки. Развесив белье, Лета снова взглянула на трусы – никаких казенных штампов, явно личные вещи, но тогда совершенно непонятно, почему сёстры стирают их? Никогда в жизни Лета не слышала, чтобы в больницах следили за носками и майками пациентов. Может, за отдельную плату? Ведь никто не станет просто так стирать чужое исподнее! У тяжелобольного есть родственники, пусть они и стирают! Лета никак не могла поверить в свою же собственную веру в бескорыстие. Она поглядела на часы под потолком – можно обрабатывать инвентарь второй раз, взяла таз и начала обтирать его раствором.

В комнату заглянула старшая сестра.

– А сколько времени прошло? – дружелюбно спросила сестра.

– Почти пятнадцать минут.

– Почти или пятнадцать?

У Леты затряслись руки. Закусив губы, она смотрела на зубчики узкого кружева на подоле длинной сестринской юбки.

– Буквально одна минута оставалась, – пробормотала, наконец, Лета, проклиная свою самоуверенность, беспечность, высокомерие и зазнайство. Наконец она осмелилась поднять глаза. – И что теперь делать?

– Продолжайте, просто в следующий раз будьте внимательнее.

Лета благодарно кивнула.

– Вы чай уже пили?

– Нет.

– Закончите с обработкой, приходите.