Под нами Берлин

Вдали показался городок Коломыя со множеством трофейных железнодорожных эшелонов на станции. Оглядываюсь назад. Черновцы скрылись из виду. Здесь, в районе Коломыи, противника в воздухе нет. Точно нет. Странно. А с кем я связался по радио? Уж не с фашистами ли?

Догадка остро резанула душу. Почему я запросом пароля не убедился, что держу связь со своими? Да я в спешке и пароль танкистов не получил. Но это поправимо, у них авиационный представитель, поэтому можно воспользоваться паролем 2-й воздушной армии. И тут я со стороны Карпат заметил двух «мессершмиттов». За ними должны быть «юнкерcы». Их нет. Сообщаю пароль Земле, чтобы она условным словом подтвердила, что связь держу со своими. Однако мысли забегают вперед. Одно сомнение рождает другое. Противник может знать и отзыв на пароль, ведь он слушает наши переговоры. Что, если сейчас услышу правильный отзыв и полечу дальше на запад?

Земля не отвечает. Пытаюсь вызвать землю просто для проверки связи. Тоже молчание. Назад? А «юнкереы»? Приказ на перехват?.. Последний раз осматриваю западное небо — и никаких «юнкерсов», кроме пары «мессершмиттов», подозрительно вертящихся перед нами. Назад! Скорее назад! Бомбардировщики могут быть уже у Черновиц.

А Земля молчит. Зловещее молчание пугает. Неужели я выполнил команду врага? В небе на востоке — только синева. А не зря ли я тревожусь: не отказала ли снова связь на пункте наведения? Но вот в чистом небе вижу белые хлопья. Они густеют, множатся. Это наши зенитки бьют по противнику. Сомнения нет — нами командовал враг. Он специально отослал нас от Черновиц и теперь хочет нанести удар по переправам или же по городу.

Досада, обида, злость раздирают душу. Во мне все клокочет и я уже не ищу связи с Землей.

Перехватить противника!

На востоке темнеет горизонт, на западе скрывается солнце. Наступает ночь. Что ночь! Сейчас все сосредоточено на противнике! Перехватить во что бы то ни стало!

— Пора домой.

Напоминание Лазарева злит. Эх, Сергей, Сергей. Ты, видимо, не понял, как ловко нас обвел противник. Я отрывисто предупреждаю:

— Впереди противник. Внимательно смотри за воздухом! — и, видя, что летчики отстали от меня, приказываю: — Подтянитесь!

Вдали бледным мазком замаячили Черновцы. А южнее, со стороны Карпат, где рябит небо от зенитных разрывов, идет плотный строй самолетов. Только это не «юнкереы» и не «хейнкели». А какие же у противника могут быть другие бомбардировщики? Да это же Фокке-Вульф-190. Эти истребители теперь стали использоваться в качестве пикирующих бомбардировщиков. Как их перехватить? И сможем ли? Не опоздали ли?

Устремляемся наперерез «фоккерам». Их немного — самолетов десять, но и этого достаточно, чтобы натворить бед на переправах. Набираем высоту. Торопимся. Но чем ближе «фоккеры», тем яснее становится, что мы опоздали. Противник отбомбится раньше, чем, мы сможем догнать его. Надо же так опростоволоситься!

К сожалению, нам осталась только одна возможность — перехватить противника на пикировании и помешать ему прицельно сбросить бомбы. Но враг для своей безопасности может сбросить бомбы и так, с горизонтального полета. Нет! Истребители всех стран мира бомбят только с пикирования. И каково же было мое удивление, когда от группы «фоккеров» в обычном горизонтальном полете посыпался ворох бомб… Уж «фоккеры» ли это? Не новые ли какие-то бомбардировщики? Нет. Я прекрасно вижу эти самолеты, с тупыми, точно обрезанными, концами крыльев. Значит, они сбросили бомбы по городу из расчета не промахнуться на такой большой площади. О, нет. Черное опасное облако понеслось к реке. Карабкаюсь ввысь за «фоккерами», не спуская глаз с металлической тучки. Сомнений нет, она сыплется прямо на одну из переправ, на мост… Брызнул огонь разрывов, заметались столбы земли, воды… Река, ее южный берег и часть наведенного моста вспенились, заволоклись дымом. Там люди, машины, артиллерия… Попали.

А на фоне сияющих в последних лучах солнца снежных вершин Карпат я хорошо вижу, как «фоккеры» со снижением уходят от нас. А что, если лететь за ними до аэродрома и там на посадке ударить по ним? Горючего у нас хватит. Нет, это говорит бессилие, а не разум. На землю уже ложится ночь, и за Карпатами на посадке мы ничего не сделаем противнику: у нас нет бомб. А потом еще предстоит длинный путь до дома, до незнакомого для нас Зубова.

А на земле уже все: и война, и переправа, шоссейная дорога и железная, идущая от Черновиц на Тарнополь, — растворилось в ночи. То, чего я опасался, случилось. Садиться придется в темноте. Но найдем ли аэродром?

Гудит ночное небо

1

Теплая весенняя ночь. Сияют звезды. Низко опустился рожок молодого месяца. Усталые и изрядно проголодавшиеся летчики медленно собираются у строящейся землянки. Это единственное здесь укрытие и то еще не готово. Кто-то с иронией спрашивает у строителей, накатывающих для потолка настил из бревен:

— Через недельку, наверное, сдадите в эксплуатацию это произведение архитектуры военного века?

— Вы что, не видите? Осталось уложить пяток кругляшей, засыпать землей — вот вам и КП! На два часа работы.