Под нами - земля и море

...Очередь поразила мотор истребителя. Шведову пришлось садиться в узком длинном ущелье. Фашисты сразу кинулись добивать наш самолет. Замкнув над ущельем круг, "мессершмитты", как на полигоне, один за другим падали в пике, хладнокровно, в упор расстреливали истребитель Шведова.

Три "мессершмитта" с желтыми носами прекратили свою безнаказанную штурмовку лишь после того, как кончился боезапас. Напоследок они "победителями" пронеслись вдоль ущелья, оглушив тяжелораненого Шведова гулом своих ревущих моторов, и скрылись за вершинами невысоких, заваленных снегом сопок.

Затухающим эхом таял гул улетевших самолетов, и, когда все стихло, залитый кровью Алексей с трудом оставил кабину изрешеченного истребителя.

Шведов торопливо достал из фюзеляжа лыжи, борт-паек, аптечку. Все что можно рассовал по карманам, встал на лыжи и пошел на восток. Уже первые сопки скрыли за собой ущелье, где остался изуродованный истребитель, как вдруг Алексей со страхом вспомнил, что, уходя, забыл побить уцелевшие самолетные приборы, а главное - радиостанцию.

Ноги не хотели идти назад. К месту вынужденной посадки могли уже нагрянуть фашисты. Но Алеша все же вернулся к своему самолету и выругался от досады... Все приборы оказались побитыми, а радиостанция живого места не имела...

...Было совсем темно, когда Шведов сделал привал.

Осторожно дотрагиваясь пальцами до лица, определил раны. Одна была возле оторванного уха, вторая - в щеке. Во рту не хватало передних зубов.

Из-за сильной боли в ноге с трудом снял унт. Брюки пришлось разрезать. На голени - рваная рана. Перевязал, кое-как надел унт и - в путь.

Шел всю ночь. Горела голова. Мучила жажда. Пытался утолить ее снегом, но не мог открыть распухший рот.

Временами во тьме светились зеленые парные огоньки. Это бежали волки. Алексей разряжал пистолет. Хищники с воем исчезали.

Налегая на палки, он шел все дальше, на восток.

На рассвете увидел группу лыжников. "Кто они? А вдруг фашисты? Нет, лучше молчать". - решил Шведов. Неизвестные, обогнув сопку, скрылись. Прошло два дня. Алексей медленно продвигался, часто останавливаясь и просматривая местность. По-прежнему болела голова и жгла рана на ноте.

Ночью налетела непогода. Вначале подул легкий ветер, затем усилился, и, крутясь, понеслась поземка. Потом разразилась пурга, воющая, свистящая. В лицо, как иглы, бросало колючий снег.

Идти невозможно. Шведов с трудом нашел укрытие, забрался, надеясь переждать пургу. Усталость и сон валили с ног. Хотелось лечь прямо в снег и спать, спать...

Летчик боролся как мог, даже не сел. Он стоял, прижавшись к скале, и все время повторял: "Не засыпай! Не засыпай! Глаза закрыть можно, а спать нельзя! Нельзя".

И вдруг заговорил другой голос:

"Почему нельзя? Можно! Только не садись, а спи стоя. Да, стоя... Если крепко заснешь, упадешь и проснешься..."

Алексей забылся. И вдруг острая боль словно током прошла по телу и вернула к действительности. Чудовищным напряжением воли он заставил себя встать на лыжи и пойти.

Минул день, и наступила третья ночь. Шведов все шел и шел...

В полночь до него донесся далекий неясный шум.

Неужели опять пурга? Однако ветра не было. Не вихрилась под ногами и поземка - предвестница непогоды. Шум все усиливался. Оказалось - олени. Их темные силуэты с ветвистыми рогами пронеслись вблизи и свернули за сопку. Эхо доносило сильный храп животных.

Алексей долго стоял на горе, пистолет наготове; он ждал серых хищников, от которых уходили олени. Но волки не появлялись.

Так осталась позади еще одна ночь. Мучил голод. Остатки шоколада Алексей с трудом пропихивал в рот.

Силы истощались. Он все чаще отдыхал. Спал стоя.

После четвертой ночи потерял счет времени. Шел как в тумане, как слепой. И вот однажды, когда уже совсем выбился из сил и сидел на снегу, прислонившись к скале, послышались человеческие голоса. Из-за сопки выбежала оленья упряжка. Алексей хотел крикнуть - и не смог: рот не открывался.

Выхватив пистолет, он стал стрелять...

Пришел в себя Алексей Шведов в постели. Вокруг стояли оленеводы. Они принялись его расспрашивать.

- Я ничего не чувствую, - ответил Алексей, - хочу спать...

Он не спал девять суток...

К концу марта фашисты, пополнив потери в самолетах, решили начать большое воздушное наступление. С 24 марта по 15 апреля они пытались осуществить три массированных налета на Мурманск. Каждый раз немцы бросали по шестьдесят - семьдесят самолетов-бомбардировщиков и истребителей, но к Мурманску не прорвались.

Наши истребители встречали врага еще на подступах к городу. Более тридцати изуродованных самолетов оставили фашисты только на нашей территории. Это охладило наступательный пыл немцев, активность вражеской авиации резко снизилась.

В мартовских воздушных схватках особенно отличился мой друг Павел Орлов. Овладев сафоновским стилем боя, он научился внезапной атакой разбивать строи "юнкерсов" и с малых дистанций уничтожать вражеские самолеты.