Под нами - земля и море

Куропатки оказались совсем непугаными. Я поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Пока вторило гулкое эхо, птицы, свистя крыльями, поднялись невысоко в воздух, отлетели метров на пять и как ни в чем не бывало опустились на снег.

Напрасно я смотрел на то место, куда ударилась пуля. Убитой куропатки не было.

"Вот ведь какая досада, промахнулся! Наверное, поспешил", - подумал я и опять тщательно прицелился. Звонко прозвучал выстрел, и снова промах. Куропатки были как будто неуязвимые. Я разозлился и открыл беглый огонь, и опять промах за промахом...

Расстроенный неудачей, двинулся дальше. Прошел еще час, и на одном из спусков потерпел аварию. Налетел на валун и сломал лыжу пополам. С досады бросил и вторую. Теперь путь стал тяжелее. Я медленно продвигался вперед, по пояс проваливаясь в снег. С трудом вскарабкался на очередную сопку и, достигнув вершины, увидел вдали море.

Я находился на западных скалах Ура-губы. А в одной из бухт восточного берега, в тени скал, стоял с красным флагом на мачте рыбацкий траулер. Не скрою, очень обрадовался этому кораблю. Однако нас разделяла вода, а идти в обход по сопкам семь - восемь километров у меня не хватило бы сил.

К траулеру вел и другой путь, вдвое короче. Во время отлива вода обнажила дно, по которому можно было приблизиться к судну. Я спустился по отвесным кручам к берегу, но, коснувшись подошвами обледенелых камней, понял, какую допустил ошибку. Теперь я скользил на каждом шагу, падал, поднимался, снова падал, опять поднимался, теряя последние силы...

Мне удалось пройти лишь половину пути, когда начался прилив. Зловеще поблескивая, ледяная вода заметно для глаз поднималась и заливала каменистую узкую полоску берега. Надо было скорее вскарабкаться на ближайшую гранитную кручу. Пока нашел такую скалу, вода уже успела коснуться моих унтов. Опасность удвоила силы: я мигом взобрался на обледенелую кручу и только здесь, на ее вершине, задыхаясь, опустился на уступ. Прижавшись спиной к граниту, я смотрел на север...

На горизонте виднелась узкая темная полоска. Я знал, что это недобрая примета. В Заполярье такая полоска обычно быстро вырастает в мрачную тучу, которая в лучшем случае пронесется "зарядом" из снега и шквального ветра, а может принести и многочасовой шторм на море и снежную бурю на суше.

Теперь было не до отдыха!

Три часа преодолевал я последний отрезок пути. Увязая в глубоком снегу, медленно, шаг за шагом двигался вперед. И вот, наконец, поднялся на крайнюю сопку. Внизу, совсем рядом, стоял рыбацкий траулер. По оживлению, которое царило на палубе, стало ясно, что он вот-вот снимется с якорей. Я бросился было по сопке вниз и... остановился перед обрывом.

Путь к кораблю отрезан.

От такого неожиданного открытия смертельная усталость вдруг свинцом налила все тело, и я без сил, в полном отчаянии опустился на снег.

А погода уже портилась. Небо затянуло низко плывущими облаками. Засвистел в расщелинах порывистый ветер, подняв на заливе белые буруны. Задымились снежными вихрями гребни и вершины сопок. Я с трудом вытащил из-за пояса сигнальный пистолет. Выстрелил... И больше ничего не помнил...

Пришел в себя, ощутив во рту вкус спиртного, и услышал голоса людей. Чья-то жилистая рука с синим якорем поддерживала меня за плечо. Не знаю почему, но мой взгляд, как магнитом, притянуло к якорю на руке, словно это был якорь моего спасения.

Наконец понял: меня поддерживают два дюжих матроса и осторожно спускают по крутизне сопки к заливу.

Уже совсем стемнело, когда моряки доставили меня на палубу траулера. Ревел шквалистый ветер, и все вокруг тонуло в плотной снежной мгле - налетел страшный северный "заряд".

На корабле встретил капитан, потомственный помор, лет шестидесяти. Несмотря на свой почтенный возраст, он выглядел крепким, как мореный дуб.

Обожженное холодными ветрами и соленой водой лицо с выцветшими, слегка прищуренными добрыми глазами, глядевшими из-под нависших густых бровей, светилось сердечной теплотой. Его натруженные и, видимо, простуженные узловатые руки постелили на стол белую накрахмаленную скатерть, извлекли из шкафиков хранимые там запасы различных консервов, колбас и даже довоенную бутылку "московской", которую, как он сказал, "хранил для особого случая". Капитан приказал коку разделать закуски и приготовить из только что выловленной трески поморскую уху, а на второе блюдо зажарить нежную тресковую печень с гарниром не из сушеной, а из свежей картошки, - в ту пору это считалось редкостью.

На рассвете следующего дня траулер причалил к одному из пирсов Мурманского порта. Меня отправили в госпиталь.