Читаем Под нами - земля и море полностью

"Неужели попал в облака? - пронеслась тревожная мысль. - Не должно быть. Прогноз точный. Облаков на маршруте нет. Это - гарь. Дым закоптил стекла фонаря. Что делать? Сбросить фонарь? Тогда огонь начнет жечь. Не сбросить - нельзя. Без приборов вслепую долго не пролетишь, завалишься!"

Нажимаю на аварийный рычаг. Фонарь немного приподнялся. Бешеный напор встречного воздуха ударил с огромной силой, и фонарь сорвало. Кабина открылась. Я увидел звездное небо и огонь на крыле...

Огонь завихрениями забрасывало в кабину. Самое страшное в полете пожар.

Спасаясь от обжигающего пламени, перехватываю ручку управления левой рукой, а правой в кожаной рукавице загораживаю лицо. При этом, подавшись вперед и изогнувшись влево, вплотную прижимаюсь к лобовому стеклу кабины, управляя самолетом левой рукой и левой ногой.

В таком неудобном положении пролетел еще немного. Огонь на крыле разгорался все сильнее. Я слабел, теряя кровь...

Следовало, не дожидаясь взрыва бензиновых баков, спастись на парашюте. Да разве с перебитой ногой по глубокому снегу далеко уйдешь? И я тянул, тянул до последней возможности...

Пролетел еще немного.

Внизу, на фоне снежного покрова, выделялась извивающаяся темная матовая лента. Подо мной - Кольский залив.

Я вздохнул облегченно. До аэродрома - подать рукой. Появилась надежда на спасение. Не теряя ни секунды, передал радиограмму: "Немедленно включайте прожекторы! Садиться буду с ходу, с остановленным мотором. Включайте прожекторы!.."

Раздавшийся грохот прерывает мою передачу. Взорвались бензиновые баки.

В одно мгновение раскрыл замок привязных ремней. Подтянувшись, хотел было перевалиться через борт, но не хватило сил преодолеть огромный напор встречного воздуха, и я плюхнулся на сиденье.

"Сгорю!" - с этой мыслью ловлю ручку управления и даю до отказа вправо.

Самолет, еще послушный элеронам, переворачивается на спину. Оказавшись вниз головой, толкаю ручку от себя. Огромная инерционная сила выбрасывает меня из кабины.

Захлебываясь обжигающим холодным воздухом, кувыркаясь, я лечу в черную пропасть. Хочется сразу же рвануть кольцо. Но нельзя.

Самолет несется вслед, разбрасывая страшные факелы огня. С открытым парашютом падение резко замедлится, и горящий самолет неминуемо накроет. Значит, ждать...

Жду... Кувыркаюсь, теряя сотни метров спасительной высоты, не зная, сколько так можно падать. Насчитываю около сорока секунд. За это время пролетаю примерно две тысячи метров... Наконец правая рука хватает кольцо, сжимает мертвой хваткой и рвет его в сторону,

Тросик не выдергивается из шланга...

На помощь правой приходит левая рука. Усилием обеих рук вырываю тросик. За спиной слышу знакомый шелестящий звук, за ним сильный удар. Меня так встряхивает, что ноги подлетают к самому лицу. Унты и левая рукавица срываются...

Вряд ли тогда я подумал о последствиях этой потери, хотя был тридцатиградусный мороз. В сознании мелькнула мысль: "Спасся!"

Но тут же ужас заставил меня сжаться в комок. Переваливаюсь через левое плечо. Ветер с прежним свистом жжет лицо. Бросаю взгляд вверх и вижу; купол парашюта, складываясь, уходит от меня...

Гибель! Неотвратимая смерть, а умирать не хочется.

С кинематографической быстротой пролетели в сознании все случаи моих падений. Малышом свалился с обледенелой бочки - разбил голову. На четырнадцатом году пересчитал боками сучья березы... В восемнадцать лет "нырнул" с моста на берег реки. Пролетел метров десять - сломал ногу. И вот конец... Я ждал страшного удара о гранит сопок.

Удар... Мысли оборвались. Сколько находился без сознания, не знаю. Очнулся от дикой боли. захлебываясь кровью.

Вначале не понимал, что со мной, где я, на том или на этом свете. Постепенно все стало проясняться. Вспомнил, что произошло... Не мог только понять, почему жив?

Оказывается, спасли меня скользящее приземление по склону сопки и сугроб.

В горячке пытаюсь встать на ноги. Боль во всем теле бросает снова в снег, парализует. Полная беспомощность овладевает мной. Даже ноги и левую руку не могу спасти от мороза.

Разбитый, истекая кровью, лежу в сугробе. Рядом аэродром, и никто не идет на помощь.

Тишина окутала заснеженные сопки, лишь гранит иногда потрескивает от мороза. Кажется, слышу, как перестает пульсировать кровь в замерзающих ногах. Иногда открываю глаза... В далекой темной глубине слабо мерцают звезды, немые и ко всему равнодушные. Так и лежу в ночном безмолвии, отсчитывая последние минуты уходящей от меня жизни.

Прислушиваюсь - знакомый звук: моторы. Потом снова убаюкивающая тишина. Хочется заснуть. Веки будто наливаются свинцом, стоит большого труда их поднять. И где-то далеко в сознании теплится, как огонек, стучит в мозгу мысль: "Не засыпай! Не засыпай! Открой глаза!"

Не помню, открыл глаза или нет, только мой обостренный слух уловил скрип снега. Кто-то идет? А может быть, кажется?

Попытался крикнуть и чуть не захлебнулся кровью. Шаги удалялись...

Что делать? Что делать?!. Пистолет!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное