По общепринятому мнению, боги – те же люди, отличающиеся от смертных лишь вечной юностью и бессмертием. Еще старый Гомер обрисовал нам Олимп с его дивными чертогами, жилищами богов, как наилучшее и самое счастливое место на земле. Живущие там боги и богини не знают ни забот, ни горя, и вечно веселы и беспечны, пользуясь цветущим здоровьем и всеми благами, в изобилии расточаемыми щедрой природой. Если они иногда вмешиваются в дела людей, то лишь оттого, что связаны с последними нередко кровными узами: боги вступают в брак со смертными женщинами, богини нередко рожают героев от смертных отцов. Но всему в природе бывает конец: как над жизнью каждого человека тяготеют неумолимые парки, так и олимпийские боги зависят от всевластных мойр, могущих в один прекрасный день положить конец их беспечному и веселому существованию. Безжалостный Рок властно тяготеет над всеми. Что случится с богами и богинями, когда наступит час беспредельной власти мойр, никто не знает. Людской же род погибнет, люди умрут или, как принято выражаться, тени их заполнят мрачное царство Аида, куда не заглядывает луч солнца и где божественный Ахилл, царь царей, тяготится настолько, что, по его собственному признанию, он был бы готов начать вновь земное существование свое хотя бы в положении последнего, жалкого поденщика. В царстве теней все равны, праведные и грешники, и никто не получает воздаяния за свои земные поступки. Справедливо ли это? – позволю я себе спросить вас. Разве мыслимо, чтобы преступник, обагривший руки в крови своих ближних, может быть, родного отца или родной матери, чувствовал себя точно так же, как человек, всю свою жизнь являвший образец праведности? Можно ли сопоставить разбойника с мудрецом, особенно если вспомнить, как часто бывает, что праведный мудрец в своей земной жизни и несчастлив, и терпит нужду и гонения, тогда как явный злодей пользуется всеобщим успехом, почетом и невозбранным счастьем?
Тут кроется явная несправедливость, с которой мысль думающего человека не может и не хочет примириться. Пытливо доискиваясь истины, она поневоле приходит к убеждению, что мы неверно представляем себе как олимпийских богов, так и жизнь наших умерших. Много столетий наиболее выдающиеся мыслители всех народов томились и мучились навязчивыми думами. Их не удовлетворяло объяснение жрецов, знавших меньше последнего простолюдина о вопросах, которые они брались разрешать. Они терзались при мысли о явной несправедливости, тяготевшей над миром, и не успокаивались, когда жрецы им говорили, что за рубежом смерти наступает Лета, забвение. Людям пришлось бы еще долго мучиться сомнениями и неудовлетворенной любознательностью, если бы в пределах Эллады не явился человек, соединивший в себе знания, решительно все знания Востока и Запада, Севера и Юга. Человек этот был Орфей. Он, по преданию, подчинил себе своим дивным пением могучие силы природы: дикие звери, бездушные камни внимали его боговдохновенным песням и смирялись пред ним. И все это Орфей делал лишь после того, как побывал в преисподней, постарался, как мог, разрешить загадку о загробной жизни. Когда его самого уже не стало, от него к его ближайшим последователям и ученикам, орфикам, перешли те боговдохновенные гимны, которые содержат в себе всю сущность орфического учения. Там нашлись и ответы на тревожные вопросы о жизни нашей души за гробом, о том, почему на земле царит такая несправедливость, и о том, что со временем снова наступит тот «золотой век», когда все люди будут равны, и между ними не будет больше ни злобы, ни ненависти, ни насилий, ни обид. День этот должен наступить непременно, только беда, что никто не знает, когда, как скоро это будет.
Старец умолк и в глубоком раздумье снова опустился на скамью. Слушатели, увлеченные его речью, вопросительно глядели на него, с явным нетерпением ожидая продолжения этих объяснений, затронувших в каждом из них ряд сокровенных вопросов. Несколько отдохнув, Эпименид продолжал:
– Я начну издалека и сперва сообщу вам, как мы, последователи Орфея, представляем себе сущность мироздания, его возникновение и устройство. Из этого само собой проистечет и наше учение о душе человеческой и ожидающей ее за гробом судьбе. Повторяю еще раз, в этом учении сосредоточена мудрость мыслителей разных времен и народов, особенно же Востока, потому что Орфей знал все науки всех народов. Итак, слушайте, что сказано в орфических рапсодиях.