Под небом Испании

Рядом со мной стояли артисты МХАТа. Затаив дыхание, они слушали Громова. Еланская и Тарасова то и дело повторяли: «Нет, какие же они все-таки молодцы». Задушевная, теплая обстановка царила в небольшом зало. И было приятно после года непрерывных боев, грязных, мокрых окопов находиться в кругу своих, радоваться нашей общей удаче.

Часа в три утра все разошлись по домам. Утром меня вызвал военный атташе и предупредил, что билет до Москвы мне взят.

– Поедете в одном вагоне с Громовым, Юмашевым и Данилиным, – улыбнулся комбриг.

– Вам взято отдельное купе. Повезете пакет, который передадите коменданту станции Негорелое.

– С какого вокзала отходит поезд? – спросил я.

– С Северного.

– Вот и все. Пакет, билет выдадут на руки в вагоне.

Мы распрощались.

Вечером, в день отхода поезда за мной заехал Малков и его товарищ из Торгпредства. Они довезли меня до Северного вокзала, помогли внести в вагон вещи, уложили их. По русскому обычаю присели перед дорогой.

Почти вся советская колония пришла пожелать доброго пути нашим летчикам. Ребята с трудом держали огромные букеты цветов. Наконец поезд стал медленно отходить от перрона. И тут я вспомнил о пакете, который мне должны были вручить. Неужели забыли? Но не успел я осмотреться, как в купе вошел пожилой человек и, улыбнувшись, произнес: «Вот тот самый пакет». Положил его на стол и, раскланявшись, удалился.

В вагоне нас было десять человек: Громов, Юмашев, Данилин со своими женами, я, супружеская пара поляков и один парень, ехавший в Германию.

Во всех крупных городах, на больших узловых станциях – всюду, где было наше консульство или посольство, Громова, Юмашева и Данилина встречали цветами. Громову приходилось всюду выступать с ответным словом.

Торжественную встречу устроили летчикам в Берлине. Народ заполнил перрон. Полиция стояла сплошной цепью, пока продолжался митинг. И все же энтузиасты умудрялись прорваться сквозь заслон, подбегали к летчикам, жали им руки, преподносили подарки.

В Варшаве повторилось то же самое.

В дороге я ближе познакомился с летчиками. Успех не вскружил им голову. Они оставались такими же скромными, общительными.

Дорога летела незаметно. Проехали Польшу, и вот наконец поезд медленно стал подходить к государственной границе.

Станция Негорелое.

Я снова на родной земле. В купе ко мне зашел комендант, и я передал ему пакет от комбрига Васильева.

На границе летчикам устроили теплый прием. Прибыли представители Коммунистической партии Белоруссии, журналисты, фоторепортеры, операторы киностудий Белоруссии и Москвы.

На всех станциях советские люди с цветами встречали героев. Особенно праздничная встреча была в Москве. Тысячи людей пришли на Белорусский вокзал. Я рассчитывал, что и меня встретят, поэтому не торопился выходить из вагона.

Наконец ко мне подошел высокий парень в сером костюме: «Я вас давно ищу, товарищ Павлов».

Встречающий взял мои чемоданы, мы пошли к машине.

– Сейчас к командованию, а потом отдыхать.

У начальства пробыл недолго. Взял документы и словно на крыльях вылетел на улицу. Сел в свободное такси и попросил шофера отвезти меня на Беговую. Он посмотрел на меня недоверчивыми глазами и спросил:

– А где она находится?

– Вы шофер, должны знать, – ответил я.

– А вы из-за границы едете? – недоверчиво покосился таксист.

– Да, я из-за границы.

И, что-то бурча под нос, шофер повез меня к зоопарку.

– Э, нет, браток, так не пойдет, – остановил я шофера. – Ты в обратную сторону едешь.

Он подозрительно посмотрел на меня: «Откуда вы так хорошо знаете Москву?»

Я ответил, что когда-то я работал здесь. Делать ему было нечего, он развернул машину и поехал в нужном направлении.

Вот мой дом. И не помню, как расплатился с шофером, как влетел на третий этаж, нажал кнопку звонка. Дома никого не оказалось. Соседи сообщили, что жена находится в лагерях. Взяв с собой подарок для Ирочки, я отправился на вокзал. Сел в электричку. Наконец доехал до знакомой станции.

Вышел на перрон, осмотрелся. Машин не оказалось. Можно было подождать какую-нибудь повозку, но желание как можно скорее увидеть жену, дочь, товарищей заставило меня отправиться пешком.

Километры казались совсем короткими. И вот дом! По-моему, этот. Для большей убедительности обошел его кругом. Да, дом наш. Тихонечко подошел к окну. Света нет. Поднялся на крыльцо. Ночь была темная, хоть глаза выколи, и долго пришлось шарить по двери, пока нашел дверную ручку.

Постучал, никто не отвечает. Потянул дверь на себя. Немного поддалась, в щелочке я нащупал веревку, которой, очевидно, была привязана дверь.

Наконец слышу легкие, знакомые шаги.

– Кто там так поздно стучится? – испуганно спросила Катя.

– Катя, это я.

Она опять: «Кто?»

– Саша.

Но она не узнала мой голос:

– Днем приходите.

– Катя, да ведь это я, Саша, – крикнул я в дверь, – Сегодня я приехал в Москву и узнал, что ты здесь, в лагерях.

Жена засуетилась. От волнения она долго не могла развязать накрученную на дверную ручку веревку. Наконец дверь открылась.

Катюша отошла от двери и стала посередине комнаты, смотрит и не верит своим глазам.

– Ну что же ты молчишь? – нарушил я молчание. – Разве не рада?