Под несчастливой звездой

— Я же извинился! Это действительно не мое дело.

Девочка ударила его по руке.

— Отпусти! И не смей меня трогать!

Юноша отпрянул.

— Тихо, тихо! Я не хотел ничего плохого.

Айри сложила посуду в корзину.

— Не обижайся, если хочешь, я тебе стихи почитаю? — предложил Треплос.

— Я лучше пойду спать, — сказала девочка.

— Такая ночь! — всплеснул руками парень. — А ты спать! Тебе же не сто лет, как твоему магу. Готов спорить, что Растор тебе стихов не читал.

— Нет.

— Тогда слушай! — поэт тихонько взял из ее рук корзину и, присев на борт, тихо заговорил:

Сердце, сердце! Грозным строем стали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады — твердо стой, не трепещи!
Победишь — своей победы напоказ не выставляй,
Победят — не огорчайся, запершись в дому, не плачь!
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй;
Смену волн познай, что в жизни человеческой царит.

[2]

Его мягкий бархатный голос завораживал и ласкал слух. А срывавшиеся с губ Треплоса слова казались мудростью почти божественной.

— Здорово, — тихо проговорила она, когда поэт замолчал. — Это правда, ты написал?

— Конечно, — ответил юноша. — Эти стихи для тех, кто понимает божественную природу поэзии. Кто сам обладает тонкой душой, способной оценить прекрасное.

— Какой из меня ценитель, — засмеялась Айри. — Я простая служанка.

— Неправда, — решительно возразил Треплос. — Боги дали тебе не только прекрасный облик, но и доброе сердце.

Девочка смущенно отвернулась, а парень продолжал с прежним накалом.

— Ни за какие деньги не купишь умение видеть красоту окружающего мира, неба, ветра, стихов! Да большинство Милетских богачей не оценили бы того, что я тебе прочитал. Им больше по душе грубая лесть! А ты сразу оценила талант поэта, разглядела в простых словах его душу! Это просто удивительно!

Он передвинулся ближе к Айри и озабоченно спросил:

— А может быть в твоей семье тоже любили стихи?

— Я сирота, — вздохнула Айри и шмыгнула носом.

— Прости, я не хотел тебя огорчить, — казалось, Треплос сам вот-вот расплачется. — У меня самого нет родителей. Я жил у дяди, который относился ко мне как к рабу! Даже хуже… Вот почему я все время хотел уехать из Милеты.

— После смерти матери меня воспитывала одна женщина, — вздохнула девочка. — Два года назад она умерла, и я осталась совсем одна.

— Она была хорошей? — участливо спросил поэт.

— Очень! — ответила Айри и, поколебавшись, добавила. — Её звали Шило. Она научила меня многим вещам, в том числе, и слушать стихи.

— Как это? — заинтересовался Треплос.

— Она любила их читать и даже сама писала…, — от нахлынувших воспоминаний захотелось плакать, девочка всхлипнула. — Только она никому не говорила об этом, даже мне.

— Как же ты узнала?

— Однажды Шило поссорилась… со своим другом, — начала рассказывал Айри, понизив голос. — Я не знаю, почему и кто из них в этом виноват. Она очень страдала. Но как гордая женщина не могла идти мириться первой. Шило написала письмо и отправила меня с ним. Друг прочитал его при мне вслух. Так я узнала, что моя воспитательница пишет стихи.

— Наверное, они были замечательные? — вздохнул юноша.

— Да, — ответила девочка и тихо заговорила:

Как часто нам приходиться прощать,
И говорить «спасибо» с нежностью во взоре.
Оставив в сердце горечь сожалений,
Забыв обиды и взаимные упреки,
Мы учимся любить,
Мы учимся прощать.
И, потеряв себя, все начинаем снова…
Но только вот не с чистого листа,
Ведь то, что было — это есть,
И нам от этого уж никуда не деться…
В глазах застывший лед невысказанных чувств,
О них мы знаем все сполна, но не расскажем никогда…

— Красиво! — пробормотал Треплос. — Просто замечательно! Они помирились?

— Конечно, — ответила со вздохом Айри. — Вот после этого случая Шило и стала читать мне свои стихи. А потом ее убили.

— Мне так жаль, — проговорил поэт.

С палубы гребцов раздался легкий стук.

Девочка встрепенулась.

— Ой! Как долго мы тут сидим! Прости, Треплос, мне надо идти.

— Хороших снов, Айри, — улыбнулся поэт, и прежде чем она успела опомниться, наклонился и легонько поцеловал ее в щеку.

Девочка хотела его ударить, но он легко перехватил ее руку и еще раз поцеловал в уголок губ.

— Спокойной ночи.