– Мне кажется, они чувствуют себя превосходно, – сказал он с некоторой заминкой. – Капитан предоставил им свою каюту, они обеспечены продуктами, моряки только и думают, чем бы им услужить. Эмми сказала, что недостаточно владеет английским, и просила всех говорить с ней только на этом языке, чтобы она скорее отшлифовала его.
– А как она… – Курт откашлялся, прочищая горло. – Она ведь не совсем здорова.
– Бледность на её лице сохранилась. Но глаза! Они лучатся таким теплом, что… – Ник хотел сказать, что тепло это проникает до самого его сердца, но спохватился и произнёс совсем другое:
– …начинаешь понимать – тепло её глаз является следствием хорошего настроения. Матросы, как могут, развлекают её. Вечером у окна её каюты они пели романсы под гитару, а утром, когда я собирался отправиться навстречу вам, её хотели ознакомить с ярусным способом лова рыбы.
Староста приказал разводить костры и готовить еду. С непривычки обед для недавних невольников оказался настолько обильным, что у большинства стали слипаться глаза, и пришлось послеполуденный отдых дополнительно удлинить на час.
Продовольствия, доставленного Ником, должно было хватить на весь оставшийся путь. Тем не менее перед каждой ночёвкой продолжали ставить сети, и уха с размоченными в ней сухарями как нельзя лучше устраняла ощущения голода. Двигаться стали гораздо быстрее и проходить в полтора раз больше, чем в предыдущие дни. Курт вместе с Францем шёл теперь в голове отряда, не опасаясь за тыл, так как замыкающим стал Ник. Он очень молод, но Игорь кое-что рассказывал о его бойцовских способностях, и сомневаться в них не приходилось.
К «Ирландии» вышли часов в десять утра. Ударил колокол. На палубе показался весь немногочисленный экипаж корабля. За ним появились Луиза и Эмми с цветами в причудливых причёсках.
– Папа, папа, мы здесь! – закричала девушка, стараясь привлечь к себе внимание отца.
– О, Курт, как мы измучились, ожидая тебя! – воскликнула Луиза, размахивая розовым с голубой каймой платочком, подаренным ей капитаном судна.
Если бы Курт не слышал их голосов, он ни за что не узнал бы в них своих дочь и жену. Вместо грубых рубищ, в которых он привык их видеть, обе были одеты в прекрасные белые подпоясанные платья свободного покроя из тонкой льняной ткани, каким-то чудесным образом подчёркивавшие всю волшебную прелесть очертаний женского тела.
У Курта перехватило дыхание, и он не в состоянии был произнести ни слова. Неужели эти дивные создания – его жена и дочь?
– Курт, ты слышишь меня, почему ты молчишь? – не унималась Луиза.
– Я слышу тебя, дорогая, – пробормотал вконец растерявшийся отец семейства.
– Громче, пожалуйста, ветер относит твои слова!
– Слышу, слышу, – повторил Курт. Он хотел снять с себя малахай, служивший ему шляпой и больше напоминавший воронье гнездо, чтобы поприветствовать жену и дочь, но нестерпимая ломящая боль, внезапно возникшая в колене, скукожила его, чуть не сложив пополам, и он ограничился только слабо выраженной улыбкой.
Между тем видом прекрасных фей, стоявших на корабле, были ошеломлены и другие грюненсдорфцы, особенно женщины. Они не ревновали, нет – это чувство не захлестнуло их. Но они поняли, что перед ними открывается новая, чудесная полоса жизни, предвестницами которой являются уже преобразившиеся поселковые подруги, и приближается момент перевоплощения в прелестные сказочные создания остальных поселянок.
Увидев толпу людей на берегу, О’Брайен хмыкнул, гордо распрямил грудь, но тут же расчувствовался, и слёзы неудержимо потекли по его щекам.
– Генри, распорядись спустить шлюпку, – сдавленным прерывающимся голосом, не стыдясь собственной слабости, проговорил он. – Нет, не напрасно мы подвергали себя опасности, отправляясь в северные воды, совсем не напрасно. А я ночи не спал, всё боялся, что мои надежды на встречу с людьми – не что иное, как результат чересчур распалившегося воображения.
Собственно, О’Брайен повторялся: почти те же слова он говорил при появлении Луизы и Эмми. Но моряки не обратили на это внимания. Они сами переживали не меньше капитана, и только молодость удерживала их от радостных слёз.
Шлюпку спустили на воду. Стив и Реди сели на вёсла, О’Брайен взялся за руль.
Несколько минут спустя он уже без слёз, со строгим выражением лица представлялся на берегу, встав перед Куртом, Францем, Дитрихом и другими.
– Капитан шхуны «Ирландия» Эдвард О’Брайен. С кем имею честь говорить?
Вперёд вышел высокий, немного сутуловатый мужчина.
– Староста посёлка Грюненсдорф Франц Розенштайн.
– Герр Розенштайн, рад приветствовать вас и всех ваших спутников. Я уже наслышан о вашем посёлке и о вас лично. Поэтому не будем терять время. Прошу вместе с моими матросами обеспечить посадку людей на шхуну. В первую очередь, я думаю, надо переправить женщин и детей.