Под Одним Солнцем

— А это слово очень хорошо кричится! — Славка набрал в легкие воздух, чтобы продемонстрировать, как кричится «аврал», но тут же спохватился: — Ой, дядя Мирон еще спит!

— Да, кстати, дядя Мирон! — спохватился Кудрявцев. — С ним-то что делать?

— Разбудить! — предложил Костя. — И проинформировать.

— Да ну его! — поколебавшись, решил Кудрявцев. — Ему и простые-то вещи не всегда втолкуешь, у него особое устройство мозгов, информацию воспринимает весьма избирательно. А уж это все… нет, не берусь!

— Я объясню! — с восторгом вызвался Славка. — Ой, интересно будет!

— Да уж представляю… — Кудрявцев криво усмехнулся. — Ладно, поручаем это дело тебе.

— А я себе поручила обед приготовить, — сказала Лена, возникая на пороге. — И приготовлю! Из общих припасов!

— Лена, не дури! — сердито возразил Костя. — Славка, не пускай ее в кухню, слышишь!

— А я — в темных очках! Уже пробовала! — торжествующе заявила Лена, размахивая громадными круглыми очками. — И голова ничуть не кружится. Так, морально тяжело, но не слишком.

— Ну смотри! Если что, будешь там валяться до нашего прихода.

— Прямо — до вашего прихода! — обиделся Славка. — Что я, не вытащу?

— Ну, тогда на тебя вся надежда! — серьезно сказал Костя.

Неуверенно ступая по скользкой упругой траве, они пересекли поляну и вошли в прозрачную тень безмолвного леса.

Лес был действительно красив, только мало походил на лес. Деревья были разбросаны широко, но белоснежные перистые кроны все же смыкались. Золотистый свет, процеживаясь сквозь эти белые мягкие пластины, становился совсем призрачным, и казалось, что он не льется с высоты, а беззвучно и медленно сочится из розовых суставчатых колонн.

Не было ни подлеска, ни кустов, ни палой листвы; землю плотным пружинящим ковром укрывала все та же курчавая коричневая трава.

— Смотрите, ни тропинки нигде, ни следов никаких, — негромко сказал Костя: в этой застывшей тишине и говорить было трудно. — Хотя на этой траве следы вообще, по-моему, не остаются.

Кудрявцев сильно топнул ногой: трава тотчас выпрямилась, и вмятина от подошвы бесследно исчезла.

— Так куда же идти? — Костя растерянно огляделся. — И главное, как потом вернуться? Солнца нет, определиться не по чему. И на стволах никаких примет, не распознаешь, где юг, а где север.

— А если делать зарубки? — робко предложил Володя.

Кудрявцев извлек из кармана перочинный ножик и с сомнением поглядел на блестящее игрушечное лезвие.

— Ладно, попробуем, — сказал он, подойдя к ближайшему дереву. — Не люблю я деревья калечить, но…

Он вогнал острие в розовую гладкую поверхность. Но не успел выдернуть нож: тонкая, пронзительно свистящая струя ударила ему в лицо, он отшатнулся, закрыв руками глаза, чуть не упал. Костя поддержал его и, уклоняясь от красно-розовой струи, вырвал нож из дерева.

Свист немедленно прекратился, струя исчезла.

— Ф-фу-ты! — выдохнул Кудрявцев, осторожно отводя ладони. — Ничего, глаза целы.

— Ты смотри! — закричал Костя. — Вот это да!

Разрез на дереве уже заплыл, почти исчез. Осталась красная, быстро светлеющая полоска. Еще через секунду и она бесследно растворилась в розовой коре, и уже нельзя было угадать, где проходил разрез.

— Самооборона без оружия плюс самоизлечение без лекарств, — пробормотал Костя, с восторгом глядя на дерево. — Ах ты умница! — Он осторожно погладил розовую кору и изумился: — Да оно теплое! Греет!

Кудрявцев тоже приложил ладонь к стволу и ощутил тепло, вначале слабое, постепенно нарастающее. Они недоверчиво поглядели на свои нагретые, порозовевшие ладони.

— Ой, посмотрите! — прошептал Володя.

Он нагнулся, почти упираясь лбом в дерево, и жадно вглядывался.

Дерево сохранило отпечатки ладоней. Только отпечатки эти, рельефные, со всеми выпуклостями и линиями, были не на поверхности, а словно бы внутри и постепенно уплывали вглубь и вниз. Володя совсем прижался к коре лбом, обхватил ствол руками — и вдруг отскочил, тревожно ощупывая разгоревшееся лицо.

— Что? Греет? — тревожно и сочувственно спросил Костя.

— Понимаете… оно меня засосало… — сбивчиво объяснял Володя. — Оно вдруг сделалось такое… рыхлое… и лицо в него ушло… а под руками твердое… и душно стало…

— Гляди, вон оно, твое лицо! — сказал Костя.

Внутри дерева, у самой его поверхности, висело Володино лицо с закрытыми глазами. Еще через мгновение оно дрогнуло, будто оживая, и начало медленно уплывать в глубину ствола, постепенно снижаясь.

Володя, бледный, с полуоткрытым ртом, следил за этим плавным неотвратимым движением. Рядом с ним шумно дышал Ушаков. Кудрявцев, хмурясь, машинально тер лицо и руки носовым платком.

— Объемная фотография! — с изумлением сказал Костя, когда лицо исчезло. — Вы обратили внимание? Изображение формируется примерно за секунду. И близко от коры. А потом уходит в середину и вглубь… Под корой у них, должно быть, светочувствительный слой, жидкость какая-нибудь, что ли…

— Оно нагревается там, где к нему прикоснешься, — добавил Володя.

— Все это мне очень и очень не нравится! — заявил вдруг Кудрявцев.