Под опасным солнцем

Видите ли, Хива-Оа — это остров тики. Некоторым из них по тысяче лет, как улыбающемуся тики или тики в короне, и туристам их обязательно показывают, но теперь по всему острову можно найти десятки других, вдоль дорог, на перекрестках, у дверей лавок.

Я помогла По и Моане отнести в кухню последние стаканы и прибежала обратно. Все, кроме Фарейн и мамы, суетились вокруг стола. Кошки и куры спешили все подчистить. У входа в зал Танаэ, вооружившись метлой, пыталась отогнать петуха Гастона, командира куриного отряда. Здесь всем петухам дают имена политических деятелей, выбирая их в соответствии с предполагаемым характером.

Клем уже направилась вниз, в сторону деревни, на плече у нее висела сумка с запасом бумаги. Я ее догнала, взяла за руку:

— Идем, Клем. Идем, я помогу тебе выбрать ману!

Моя бутылка в океане Глава 2

Мне трудно угнаться за Маймой. Босоногая тропиканка мелькает среди хлопковых деревьев, огибает узловатые стволы, отстраняет ветки грейпфрутов, увешанные плодами, как лапы рождественской елки — игрушками, и время от времени с широкой улыбкой оборачивается ко мне.

— За мной, Клем, за мной.

Я в своих трекинговых ботинках чувствую себя слонихой. Мы пробираемся через лес уже минут десять, хотя Майма обещала, что мы сделаем всего лишь маленький крюк.

Наконец мы выходим на полянку, усыпанную банановыми листьями. Я уже собираюсь объяснить идущей впереди Майме, что мне пора повернуть назад, что да, согласна, это все великолепно, Маркизские острова — невероятный экзотический сад, здесь есть на что посмотреть, но мне надо писать роман… и тут она внезапно останавливается.

— Мы пришли!

Я всматриваюсь, но ничего не вижу. Майма показывает пальцем на стоящую между деревьями скульптуру высотой около метра.

Тики!

Совсем новенький тики из светло-серого базальта, не тронутый ни одним пятнышком мха, и ноги не опутаны корнями.

Подхожу поближе.

У тики непомерно огромная голова на чахлом теле. Единственный глаз, вырезанный посреди лица. На правом плече сидит каменная сова.

— Что он, по-твоему, изображает?

Мне кажется, что он, с его цилиндрическим телом и единственным глазом, немного смахивает на бестактного миньона Стюарта, но я держу свое мнение при себе.

— В чем его сила? — уточняет Майма. — Что у него за мана?

Я несколько секунд обдумываю ответ, хотя мне и так все ясно.

Единственный глаз, голова большая, сова.

— Это тики ума, мана мудрости.

Майма вроде бы со мной согласна. Она сдвигает брови и морщит нос, как будто и сама сейчас сведет оба глаза в один.

— Как по-твоему, это девочка или мальчик?

Не в бровь, а в единственный глаз, Майма. Нет никаких видимых признаков, позволяющих определить пол статуи. И я весело отвечаю:

— Мы ведь сошлись на том, что это тики ума? Конечно, девочка, а как же еще?

Майма хохочет так, что, должно быть, сейчас всех птиц в этом лесу распугает, и нетерпеливо тянет меня за рукав.

— Между Тааоа и Атуоной пять тики такого размера. Танаэ говорит, никому не известно, кто их сделал. Островитяне нашли их стоящими между двумя деревнями два месяца назад. Похоже, тот, кто их ваял, свое дело знает, тики точно такие же, каких находят по всему острову. Считается, что их здесь сотни, а туристам и десятой части не показывают. Охотники время от времени натыкаются на них в недоступных местах, они стоят там веками, покрытые мхом и заросшие папоротниками, и пассаты уносят их ману. Никто ни разу так всех и не пересчитал…

Я едва не падаю, поскользнувшись на гнилом банане, мое ожерелье из красных зерен цепляется за ветку фисташкового дерева, хватаюсь за ствол, чтобы удержаться на ногах.

По всей поляне снова катится звонкий смех Маймы.

— Идем, Клементина, покажу тебе других тики…

Майма! Меня зовут Клем! Клеманс — еще куда ни шло… Только не Клементина! Меня с детского сада бесит эта кличка! Ворча и морщась, все же иду за Маймой. Мы снова углубляемся в лес, благоухающий сандалом сильнее, чем если бы его опрыскали герленовскими духами.

Да, знаю, мне надо писать роман! Но… тихий внутренний голосок уверяет, что я не теряю время понапрасну. Что важно увидеть этих тики…

Мы выходим из леса, и Майма уверенно сворачивает на тропинку между двумя рядами огненных деревьев. Мы шагаем рядом под ярко-красным сводом. Не ожидала, что моя проводница так хорошо знает все тропинки острова. Мы с ней познакомились два дня назад в аэропорту Папеэте, она была с мамой, Мари-Амбр, слишком белокурой для вахине.

— Майма, ты местная или приезжая?

Девочка поворачивается ко мне:

— Клем, я тебе объясню в двух словах. Я росла здесь, на Хива-Оа, до восьми лет, пока папа с мамой не перебрались на Таити. Через полгода папа променял Таити на Бора-Бора, а маму — на Мари-Амбр. А потом мы с мамой и папой катались по всей Полинезии, жили на Хуахине, на атолле Факарава.

До меня не доходит.

— С мамой? Ты имеешь в виду Мари-Амбр или свою прежнюю маму?

Майма притворно вздыхает и смотрит на меня как на ученицу, не понимающую простенькой задачки.