Под опекой

Дневник – выдумка, нелепые фантазии девочки пубертатного возраста. Таня влетела в вагон, проскочив в закрывающиеся двери. Пассажиры мельком оглядели ее, осуждая за глупый поступок. Кто-то уже выставил руку, чтоб придержать двери, и чуть не ушиб себе пальцы. В вагоне было несколько свободных мест. Но Крапивиной не хватило сил усадить себя. Она прошла в другую часть вагона только за тем, чтобы снять стресс. Ей казалось, что движение помогает выплеснуть лишний адреналин. А его было столько, будто девочке предстояло убегать от разъяренного медведя. Хотя от хищников убегать – лишь подзадоривать.

Метания Крапивиной по дороге домой тоже никак не могли повлиять на произошедшее. Широков прочел ее секретную тетрадку. Ну и что с того? Он и так видит ее насквозь. А вдруг Владимир подумает, что написанное в тетрадке – правда? Таня покраснела. Она ведь ни разу не говорила ему, что сочиняет. Не проявляла никакого интереса к его шуткам о том, что он может помочь ей на литературном поприще. Крапивина, конечно, часто бывает в книжных магазинах и много читает, но разве это показатель? Говорят, настоящие писатели, наоборот, читают мало художественных книг, чтоб не сбивать собственный стиль. А, следовательно, есть все шансы на то, что Владимир примет слова Тани за чистую монету.

Перед мысленным взглядом Крапивиной возникла пресловутая тетрадь. Обычная дешевая тетрадка в клетку, 48 страниц, одноцветная обложка болотно-зеленого цвета. В это болото сейчас девочку и затягивает. Секретная тетрадь внезапно предстала перед ней во всех подробностях. Таня могла разглядеть каждый смятый уголок листа, каждую трещинку на корешке. Тетрадь словно излучала невидимое сияние. Но это было зловещее сияние темной звезды, несущей неудачу.

Широков наверняка откажется от девочки с такими тараканами в голове. Он решит, что она встречалась с Нилом, ее выдуманный герой списан с него до последней черточки. Будет скандал, она же несовершеннолетняя. Светлана тоже все моментально узнает и потребует развод. Здесь девочка невольно усмехалась. Будет здорово утереть нос этой воображале – на миру и смерть красна.

Только за что и почему «воображале»? Крапивину в Светлане раздражало уже одно ее существование. Карьера Нила Яслова может пошатнуться. А может, напротив – взлететь до облаков, публика любит желтые сплетни. Таня прослывет Набоковской героиней, роковой музой, соблазнительницей. Правда, она уже чуть старовата для этого амплуа. Скорее ее просто обзовут распущенной девицей, смутившей тонко чувствующую творческую натуру. Хотя книги Яслова и без нее полнятся подобными героинями.

Таня вздохнула. Невольно промелькнула мысль: хорошо, что родители не видят. И правда, что бы они подумали о прослывшей тихоней дочери, которая теперь поймана с поличным. Ладно бы, если она всегда вела бы себя открыто, вызывающе – тогда, может, обошлось бы без последствий, но недотрогам подобное не прощается. Ни разу не переступив черту в реальности с каким-нибудь одноклассником, Таня, однако, собственными руками заготовила на себя компромат с участием женатого мужчины.

На ватных ногах девочка вышла из вагона. Солнце пылало все так же яростно, стоя над Крапивиной, будто разгневанный судья. Вот-вот она получит по заслугам. Возвращаясь домой, девочка чувствовала, что идет к эшафоту. В память впивались вывески магазинов, которые она видела ежедневно, но прочла только сейчас. Оборванные объявления, лотки с овощами, россыпь окурков вокруг зеленого ящика – все казалось необыкновенно прекрасным, во всем светилась жизнь. И только она, несчастная, лишена этого сияния. Люди сторонились Тани, ощущая за версту ее отчаяние.

Дома приговоренную встречал Широков. Крапивина с трудом подняла на него глаза.

– Хорошо, что вернулась пораньше. А то, думал, ты пропустишь обеденное время, – Владимир прошел в кухню.

Девочка разулась и заглянула к нему в кабинет. На столе торжествовал рабочий хаос, между листами очередной рукописи Крапивина еле заметила свою тетрадку. Она выглядела такой беззащитной и неконкурентоспособной среди дутых, напыщенных стопок неведомых шедевров. Прямо как юниор в одном забеге с профессионалами.

Зачем-то приподнявшись на мыски, Таня осторожно приблизилась к рабочему столу и взяла свой «дневник». Он был заложен самодельной закладкой – свернутым в несколько раз листом А4, испещренным мелким строгим шрифтом Times New Roman с единичным интервалом. Девочка вытащила закладку, она чуть распахнулась, обнажив верхнюю строчку: «Жена его не понимала». Очередные жалобы. Таня сама получала удовольствие от жалоб и нытья и потому особо остро презирала этот недостаток в окружающих. Других людей можно безболезненно для своего самолюбия бичевать за собственные грехи.

Закладка покоилась на том месте, где кончались записи – значит, Широков прочел все. Девочка вдохнула побольше воздуха, несмотря на будничный тон Владимира, Крапивина ждала скорой бури.

– Иди за стол, пока не остыло, – возник в дверях Широков. Таня печально на него посмотрела:

– Я не хочу есть. Ты прочел? – все, что она могла из себя выдавить.