Под опущенным забралом

«15.9.44. ГРАФУ. В настоящее время в Югославии оккупационные власти контролируют стратегические пункты, шоссейные магистрали. Войска снабжены тяжелой артиллерией, танками, авиацией и численно превосходят НОАЮ. Группа фашистских армий «Ф» насчитывает 200 тысяч солдат. Воинских, казачьих, шюцкоровских и прочих квислинговских частей, включая четников и ванчомихайловцев, 230 тысяч человек. Кроме того, на северо-востоке дислоцировались две дивизии венгерских фашистских войск. Настроение у них подавленное. Народ в любую минуту готов подняться против ненавистного врага. ИВАН».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ КРЫСАКИ

Прошедшего житья подлейшие черты.

Грибоедов

1

Берлинский поезд, то и дело спотыкаясь, медленно приполз с опозданием на Силезский вокзал.

Глядя глазами художника в окно на разрушенные дома, церкви, поваленные памятники, Граков с грустью отметил: «Как быстро все уничтожено! Сотни лет строить — один час разрушать… Почему? Какие темные силы в людях?»

На привокзальной площади он спустился в Убан (подземку) — единственное надежное место, куда прятались от бомбежки жители города, проехал несколько остановок и, выйдя, подняв ворот плаща, надвинув на уши кепку, проклиная Майковского и октябрьский дождь, долго шагал в сторону Бритцештрассе.

Шеф русского отдела «Комет» жил в большом громоздком кирпичном доме, окруженном такими же унылыми строениями с приземистыми трубами и высокими крышами, откуда сползал на ущелье улицы густой вонючий черный дым, отчего першило в горле.

Прежде чем отворить дверь, Вадим Майковский посмотрел в глазок, зазвенел цепочкой, щелкнул замком, и наконец массивная фигура хозяина в халате появилась на пороге.

— О, Граков! — сделал приветственный жест: лицо Вадима Семеновича и вся его фигура выражали ожидание, настороженность и даже подозрительность. — Промокли? Раздевайтесь, ставьте сюда свой чемодан. Как съездили? Благополучно? Повидались с Георгиевским?

— Всех видел: и Георгиевского, и Хорвата, и Позэ. — Граков разделся, повесил мокрый макинтош на вешалку, вытащил из внутреннего кармана два конверта и протянул их Майковскому: — Вот письмо от «Мага», а это от Хорвата…

— А кто такой «Маг»?

— «Магом» в НТС зовут Георгиевского, это его кличка — «Михаил Александрович Георгиевский», то есть МАГ.

— О! Немедленно едем на Александерплац к Эбелингу. Сделаем фотографии и просветим, а потом дадим расшифровать. Оставьте свой чемодан у меня, мы вернемся, сегодня вы к Байдалакову не поедете.

Майковский засуетился, вызвал по телефону машину, забегал по просторной квартире, наконец сбросил халат, отворил дверцу шкафа и стал одеваться в офицерскую форму.

В приемной Эбелинга было много народу, однако красивая белокурая девушка-секретарь при виде Майковского понимающе и кокетливо кивнула, тотчас проскользнула за дверь в кабинет шефа и скоро объявила, что Эбелинг их ждет.

Тот в новеньком черном мундире, стоя на ковре у дверей, ожидающе глядел на Гракова.

— Мой гауптштурмфюрер, наш новый сотрудник Александр Граков, великолепно говорит по-немецки, — заискивающе объявил Майковский. — Он выполнил задание, привез письма, их остается расшифровать. Наши подозрения подтверждаются: Байдалаков налаживает связь с Интеллидженс Сервис.

Указав жестом на стулья, Эбелинг прошелся, поскрипывая сапогами, по кабинету, с высоты своего огромного роста поглядывая на Гракова, наконец опустился в кресло спиной к висевшему на стене портрету фюрера.

Граков подробно рассказал о свидании в Земуне с Георгиевским и высказал предположение, что ключом к шифровке писем, по-видимому, является какое-то стихотворение Гумилева из цикла «Серый жемчуг»; подробно описал свою встречу в Братиславе с Хорватом и Позэ. И тут же, вынув блокнот, карикатурно изобразил последних и протянул листок с рисунком Эбелингу.

— Похоже! Вы, оказывается, художник, — похвалил Эбелинг, — но почему вы предлагаете сначала заняться Хорватом?

— По интуиции, — скромно опустил глаза Граков. Чистый берлинский выговор и эта интуиция, на которую так уповал сам фюрер, понравились Эбелингу.

— Что ж, будем их брать… — и, уточнив еще кое-какие вопросы, милостиво протянул руку: — Благодарю вас, господин Гракофф, вы истинно преданы фюреру!