Под откос

При появлении высокого начальства все на КП замерли по стойке смирно. Трофимов поднялся тяжело и нехотя. А генерал Забелин и вовсе остался сидеть, нарушая субординацию. Да, чекисты воякам не начальники, но сейчас Забелин входил в состав оперативного штаба, и напрямую подчинялся его руководителю. То есть – Храмцову.

По атмосфере и устремленным на него взглядам Храмцов понял, что ему тут не рады. Здороваться за руку он не рискнул – запросто мог найтись какой-нибудь фрондер, который откажется пожать протянутую руку. А зачем нужны конфликты?

– Доложите обстановку! – потребовал он.

Трофимов откашлялся:

– За время вашего отсутствия операция успешно завершена. Террористы уничтожены. Взрывное устройство обезврежено. Ущерб народному хозяйству минимальный. Потери среди личного состава – один человек. Потери среди заложников уточняются, но уже ясно, что они минимальны. Из-за неподготовленного штурма по вашему приказу военными потерян один вертолет.

Храмцов скрипнул зубами. Вот значит как! Все достигнутое – заслуга регионалов, а все потери и неудачи решили списать на него? Он посмотрел в глаза Трофимова, ожидая увидеть в них вызов или насмешку. Но взгляд генерала был холоден и равнодушен.

– Федеральный штаб в вашем распоряжении, – добавил Трофимов. – Разрешите приступить к написанию подробного отчета для директора ФСБ и Президента?

Не дожидаясь ответа, Геннадий Михайлович развернулся, и направился в отдельный кабинет. Он понимал, что так просто Храмцова не утопишь, он останется на плаву. Но выше он в ближайшее время больше не поднимется, и с антитеррора его, скорее всего, снимут. Трофимов не жаждал мести. Но по старой своей привычке намеревался сделать так, как лучше для «конторы».

Возле двери он достал из кармана баночку с таблетками, покрутил ее в пальцах, и выбросил в мусорницу. Он знал свой организм. Сегодня они ему точно не понадобятся.

Вертолеты один за другим опускались у стоящего в лесу состава. Заложникам оказывали необходимую медицинскую помощь. Следователи делали первые опросы. После этого всех должны были перевезти в город, и там уже снять подробные показания. Сразу после остановки многие заложники в панике выскочили и убежали в лес, даже спецназ не смог их всех остановить. И сейчас их разыскивали под кустами и приводили обратно.

Ольге уже сказали, что Максим нашелся. Она клятвенно пообещала самолично убить этого негодного мальчишку, как только его увидит.

Передний вагон был уже потушен, но еще чадил. Наталью тянуло к нему, как север тянет стрелку компаса. Она едва пришла в себя от потрясений, но профессиональное любопытство уже вернулось к ней в полном объеме.

Она попыталась подойти поближе, но солдат оцепления ее остановил. Из-за его плеча она рассматривала несколько тел, рядком уложенных на насыпи и накрытых плотной темной материей.

– Ступайте к остальным! – потребовал подошедший офицер.

– Я журналист! – сообщила Наталья. – Мне нужно туда, я имею право.

– У вас есть документы?

– Но их же забрали эти… – смутилась девушка.

– В любом случае, туда сейчас нельзя. Там происходят следственные мероприятия, вы можете помешать.

– Наоборот, я могу помочь! Может быть, я кого-то смогу опознать.

Офицер пожал плечами, и поманил ее за собой. Возле тел пахло жареным мясом. Наталью замутило, но она сдержалась. Офицер с насмешкой посмотрел на нее, и приподнял одно из покрывал. Наташа отшатнулась. Обгоревшее тело съежилось, и было похоже на скрюченную в огне спичку. Оно было маленьким и, казалось, принадлежало подростку. Но Наташа знала, что это не так.

– Узнаете? – поинтересовался офицер.

Наташа переборола себя, присела возле тела. Сомнений не было – часы «Филипп Патек» и приметный перстень хоть и покрылись копотью, но могли принадлежать только одному человеку.

– Это Хазрат Энверов, – уверенно сообщила Наташа.

25.

Теплый ветер волной пробегал по никогда не кошеной траве, ласково, по-матерински шевелил спутанные волосы. Солнце ласкало подставленное небу лицо. Где-то вверху заливалась невидимая пичуга, и тысячи непуганых кузнечиков гремели вокруг своим скрипичным концертом. Пахло то тяжелой медовой сладостью с луга, то смоляной прохладой от близкого темного ельника. Когда изменчивый ветерок задувал со стороны железной дороги, до ноздрей долетали запахи пережженного масла, мазута, запах горячего железа.

Поезд отдыхал после безумной скачки, как конь, отпущенный в поле. Двигатели были заглушены, но механизмы продолжали жить. По ним время от времени пробегала дрожь, что-то вздыхало в утробе, потрескивало и постукивало.

– А почему вы всегда в маске? – докапывался до Быстрова неугомонный Максим. – Кого-то боитесь?

– Наоборот, – хмыкнул спецназовец. – Это чтобы нас боялись. Когда у человека нет лица, он вызывает подсознательный страх. Это, конечно, очень маленькая деталь, но мы не сбрасываем со счетов даже мелочи.

– А сейчас вы кого пугаете?

Быстров засмеялся, и стянул с головы маску.

– Да забыл совсем, она же как вторая кожа.

Без маски он оказался совсем молодым, чуть старше тридцати, улыбчивым и веснушчатым.