Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2

– В чём дело? – произнёс, потирая висок, Ковальский. – Говорите.

– Не готовы так вот сразу…

– Вы о чём?

– Мы с Наташей Белозёровой не можем исполнить ваше распоряжение…

– Какое? – недоумевал Ковальский.

– О переводе из смены «А» в смену «В». Мы не можем…

– Что значит – не можете? Все же могут?

– А мы – нет.

– Почему?

– Мы завтра работаем, придём к вам в кабинет, там скажем.

– Приходите в девять утра.

– Хоро…

Ковальский положил трубку.

* * *

«Одни заморочки! Хочешь жить – умей вертеться! Вот именно – «вертеться». И в этом верчении уходит главное», – уныло размышлял Александр.

– Ковальский, будь похитрее. В сущности, ты ведь не защищён, ибо не хитроумен. Это при такой-то должности! Тебя легко взять живым и схрумкать, – так говорил Суслов при их последней встрече.

– Почему же до сих пор цел? – не без иронии спросил тогда

Александр.

– Всех обескураживает твоя работоспособность. И, как бы это сказать, прямолинейная самоотверженность – вот! Пожалуй, это! Рука не поднимается на такое. Но, если кто-то крепко тебя скушать возжелает, – будет сделано. Ты партизанишь, многое не согласовываешь, своевольничаешь. Прощается, пока не сделал ошибки! Понимаешь?

– Да уж куда мне?

– В сущности, ты, Ковальский, – ископаемое.

– Что?

– Ископаемое. Самородное. Мощное, но вымирающее.

– Не понял.

– Чего же не понимать-то. Ты и в этом весь, как на ладони.

Кто сегодня герой нашего времени, а?

– Ты о чём?

– О том. Кто больше лялякает, тот и герой. Демагог становится героем, понятно? А ты – молчун. Притом, упёртый такой.

– Да, я заметил: общественную активность развивает чаще всего посредственность. А что ей остаётся делать? Ей тоже хочется места под солнцем…

– Ты хочешь расти по должности дальше? – не обращая внимания на сказанное приятелем, спросил Владимир.

– Пока в цехе дел по горло. Но, чтобы иметь оперативный простор для полноценной инженерной работы, пожалуй, в будущем хотел бы…