Под парусом мечты

Гвинейра снова нарушила собственное предписание не обсуждать семейные проблемы со своим управляющим Маакой. Но, как и прежде, на ферме не было никого, с кем можно было бы поделиться своими тревогами. Глория говорила мало, Марама тоже, а от Джека по-прежнему не было ни слуху, ни духу. То есть лично он не писал ей. Только Роли О’Брайен, слуга Тима Ламберта, время от времени писал Тиму и Илейн, сначала из Греции, потом из Англии. Судя по всему, он сопровождал транспорт с ранеными, который вывез Джека с Галлиполи, и иногда упоминал друга. Поначалу вести были угрожающими: «Мистер Джек до сих пор на пороге между жизнью и смертью». Потом он стал писать, что «мистеру Джеку уже немного лучше» и что «мистеру Джеку наконец-то разрешили вставать». Однако закулисная сторона событий так и оставалась тайной — Роли писал редко и не очень умело. Его рано отдали подмастерьем на шахту, и он почти не ходил в школу.

Гвинейра утешала себя тем, что в любом случае Джек жив, хотя, возможно, потерял руку или ногу. Почему он не писал сам или не попросил об этом кого-нибудь, для нее оставалось загадкой. Впрочем, Гвинейра хорошо знала своего сына: Джек не любил делиться неприятностями, и, если его настигал удар судьбы, он скорее предпочитал замыкаться в себе, нежели рассказывать об этом окружающим. Тогда, после смерти Шарлотты, он молчал много недель.

Это задевало Гвинейру, но она старалась не думать об этом. В данный момент более насущную проблему представляла для нее Глория, хотя атмосфера в Киворд-Стейшн немного улучшилась. Девушка перестала ссориться с пастухами, не обижала прислугу. Почти каждый день она садилась на лошадь и отправлялась в О’Киф-Стейшн в сопровождении собаки. Иногда Глория уходила пешком в расположенную у озера деревню маори. Чем она руководствовалась, Гвинейра не знала; Глория разговаривала с ней очень редко. К ужину или обеду девушка появлялась время от времени, предпочитая есть у маори, и, похоже, даже зимой ей не надоедала скудная пища. Если охотникам не удавалось подстрелить дичь, там можно было съесть разве что сладкий картофель или лепешку из муки, но, судя по всему, для Глории это было лучше любого обеда в присутствии бабушки.

Из ее комнаты постепенно исчезали рисунки и игрушки, которые заменили маорийские поделки — пока что сделанные столь же неуклюже, как и артефакты из ее детства, и Гвинейра решила, что Глория пробует себя в вырезании орнаментов и украшении жадеита.

Маака подтвердил это.

— Мисс Глория делает то, что делают женщины сейчас, весной, — сидит с ними, шьет, вырезает, засевает поля… Глория часто бывает у Ронго.

Что ж, по крайней мере это хорошие новости. Гвинейра очень высоко ценила повитуху-маори.

Но когда Маака добавил, что они разговаривают с духами, Гвинейра вновь занервничала. С того дня, как Глория вернулась в Киворд-Стейшн, ее поведение и поступки казались странными. И если она еще начнет духов заклинать… Может, ее правнучка сходит с ума?

— Спокойно прикоснись к дереву… почувствуй его силу и душу.

Ронго велела Глории разговаривать с деревом, пока сама она готовила церемонию, предварявшую сбор урожая красных цветков дерева ронгоа. К этому священному растению могла прикасаться только тохунга. Однако в сборе и сушке листьев коромико Глория могла помогать. Листья использовались при поносе и болях, а также при болезнях почек. Глория старательно запоминала то, что рассказывала Ронго, но беседа с деревом казалась ей чем-то сомнительным.

— Что заставляет тебя думать, что у дерева меньше души, чем у тебя? — спросила Ронго. — То, что оно не разговаривает? Но ведь то же самое говорит о тебе мисс Гвин…

Глория смущенно улыбнулась.

— Или что оно не защищается, когда по нему стучат топорами? Может быть, у него на то свои причины?

— Что за причины? — упрямо поинтересовалась Глория. — Какие могут быть причины, чтобы позволить себя убить?

Ронго пожала плечами.

— Не меня спрашивай. Спрашивай дерево.

Глория прислонилась к твердой коре южного бука и попыталась почувствовать силу дерева. Ронго заставляла ее поступать так со всевозможными растениями, а также с камнями и ручьями. Глория делала это, потому что ей нравилось спокойствие, которое источали все эти… Существа? Вещи? Ей нравилось проводить время с Ронго. И всеми ее духами.

Ронго закончила церемонию и принялась вещать о пользе цветков ронгоа.

— Напиток помогает от боли в горле, — поясняла она. — А еще из него можно готовить мед…

— А почему ты все это не записываешь? — Глория отстранилась от дерева и пошла рядом с Ронго через негустой лесок. — Тогда это все могли бы прочесть.

— Только если они учились читать, — уточнила Ронго. — Иначе им придется просто спрашивать у меня. — Женщина улыбнулась. — Но когда я была в твоем возрасте, я думала точно так же. Я даже предложила записать все это своей бабушке, Матахоруа.

— И она не захотела? — спросила Глория.

— Она не видела в этом смысла. Если кому-то не нужно знание, то не стоит себя и утруждать. Если кто-то хочет научиться, должен потратить на это время. Так он станет тохунга.