Покрытые террасами горы сверкали над городом сочными зелеными красками. Лазурное море с вкраплениями дюжин островов вулканического происхождения манило своей красотой. Очаровывал и законченный всего несколько лет назад Графтон-бридж, самый длинный мост в мире, который восхитительной дугой перекинулся через овраг Графтон.
— Позже, — сказала Шарлотта.
Она вытянулась на кровати в отеле и ничего больше не хотела ни видеть, ни слышать. Только чувствовать объятия Джека, представлять себе, что все это не более чем дурной сон. Завтра утром они проснутся в спальне в Киворд-Стейшн и даже не вспомнят имени этого доктора. И Окленд… когда-нибудь они приедут на Северный остров… когда ей станет лучше… когда у них будут дети… Шарлотта уснула.
На следующее утро Джек отправился на поиски кабинета доктора Фридмана. Специалист по болезням мозга обосновался на феодальной Квин-стрит, улице, которая закладывалась как променад еще до того, как Окленду пришлось отдать звание столицы Новой Зеландии Веллингтону. В то время город привлекал поселенцев из метрополий Старого Света, и на Квин-стрит один за другим строились красивые викторианские особняки.
Джек проехал по улице на трамвае, средстве передвижения, которое радовало его в детстве, когда они приезжали в Крайстчерч. Однако в этот летний день его переполняли лишь страх и недобрые предчувствия. Впрочем, роскошный каменный особняк профессора вызывал доверие. По крайней мере зарабатывает он, судя по всему, хорошо — если может позволить себе такой роскошный дом в центре Окленда. С другой стороны, это вызвало волнение. Согласится ли знаменитый хирург вообще принять его?
Однако опасение Джека оказалось беспочвенным. К счастью, доктор Баррингтон уже написал своему знаменитому коллеге и профессор Фридман был готов к встрече. Секретарь доложил о приходе Джека и попросил его немного подождать, пока врач не закончит текущую консультацию. После этого его пригласили в комнату, больше напоминавшую домашний кабинет, нежели кабинет врача.
Сам профессор Фридман, невысокий, довольно хрупкий мужчина с пышной бородкой, был уже немолод. Джек решил, что профессору где-то за шестьдесят, но взгляд его ярко-голубых глаз был живым и любопытным, как у двадцатилетнего. Хирург внимательно выслушал Джека, пока тот описывал симптомы Шарлотты.
— Значит, с тех пор как вы были на консультации у доктора Баррингтона, ситуация ухудшилась? — спокойно переспросил он.
Джек кивнул.
— Моя жена списывает это на путешествие. У нее всегда очень быстро начиналась морская болезнь, а тут еще этот совершенно невозможный маршрут поезда. Больше всего ей досаждают усиливающееся головокружение и тошнота.
Профессор Фридман отечески улыбнулся.
— Может быть, она беременна, — произнес он.
Джек не смог улыбнуться в ответ.
— Если бы Господь оказал нам такую милость… — прошептал он.
Профессор Фридман вздохнул.
— Что ж, Господь сейчас не щедр на милости, — пробормотал он. — Чего стоит одна только эта бессмысленная война, которая охватила почти всю Европу… Сколько жизней рушится, сколько денег, необходимых на исследования, уходит впустую. В последнее время медицина движется вперед семимильными шагами, молодой человек. Но в ближайшие годы все остановится и единственное, в чем будут совершенствоваться врачи, это в ампутации конечностей и лечении огнестрельных ранений. Ну да ладно, в вашей ситуации вам до этого нет дела. Поэтому давайте не будем тратить время на болтовню. Приводите ко мне жену, как только она почувствует, что достаточно окрепла. На дом я предпочитаю не ходить, все инструменты для постановки диагноза у меня здесь. И я от всего сердца вместе с вами надеюсь на то, что ситуация окажется вполне безобидной.
Шарлотте потребовался еще один день, чтобы подготовиться к консультации, и на следующее утро она и Джек сидели в приемной профессора Фридмана. Джек обнимал ее, а она прижималась к нему, словно испуганный ребенок. «Сейчас она кажется еще меньше», — вдруг подумалось ему. У нее всегда было узкое лицо, но теперь оно, казалось, состояло из одних только огромных карих глаз. Волосы все еще были пышными, однако потеряли свой блеск. Джеку не хотелось расставаться с ней, когда доктор Фридман наконец позвал ее в свой кабинет.
Прошел наполненный страхом час, настолько напряженный, что он не мог ни молиться, ни даже думать. В приемной царила приятная атмосфера, но Джек испытывал внутренний холод, который не сумел бы растопить даже яркий солнечный свет.
Наконец секретарь доктора Фридмана пригласил его войти в кабинет. Профессор снова сидел за письменным столом, Шарлотта сидела напротив, сжимая чашку с чаем. По знаку доктора секретарь налил чаю и Джеку, а затем тактично вышел из комнаты.
Профессор не стал тратить время на долгие вступления.